Когда Тана начала учиться в Бостонском университете, ее поразило, как сильно он отличается от «Грин-Хиллз». Обстановка здесь была свободная, люди интересные, с передовыми взглядами. Ей нравилось учиться вместе с юношами. Все время проводились какие-то диспуты. Она успешно занималась по всем избранным ею предметам.
В глубине души Джин гордилась дочерью, хотя теперь они понимали друг друга не так хорошо, как раньше. Она говорила себе, что с годами это пройдет. Сама Джин была занята другим: к весне Энн Дарнинг вновь собралась замуж. Предстояло грандиозное торжество в христианской епископальной церкви, расположенной в Гринвиче, штат Коннектикут, и прием, организованный Джин в доме Артура. Стол в ее кабинете был завален фотографиями, списками приглашенных, счетами от поставщиков. Энн звонила ей по двадцать раз на дню. Могло показаться, что выходит замуж собственная дочь Джин; целых четырнадцать лет она была любовницей и правой рукой Артура и, естественно, привязалась к его детям.
На этот раз Энн сделала удачный выбор, порадовавший Джин: молодой человек тридцати двух лет, приятной наружности тоже вступал в брак вторично. Он был партнером в адвокатской фирме «Шерман и Стерлинг» и подавал большие надежды. Ко всему прочему, у него было собственное состояние. Артур тоже его одобрял. Он подарил Джин золотой браслет от Картье в знак благодарности за ее хлопоты.
— Ты поистине удивительная женщина, — сказал он ей, сидя у нее в гостиной за бокалом виски. Он смотрел на нее и удивлялся, почему он на ней так и не женился. Одно время он подумывал об этом, но теперь ему было хорошо и так. Он уже привык быть один.
— Спасибо за комплимент.
Она поставила перед ним его любимую закуску: кусочки доставленной из Шотландии лососины, положенные на тонкие ломтики черного хлеба; бифштекс с кровью на белых тостах, поджаренные орешки, которые она постоянно держала на случай его визита — вместе с его любимым виски, любимыми пирожными и всем остальным. Она изучила его вкусы досконально, вплоть до сорта мыла и названия одеколона. Теперь, когда Таны нет в доме, ей легче поддерживать состояние готовности. Это и хорошо и не очень. Джин стала теперь свободнее и доступнее; она всегда готова принять его, когда он заглядывает к ней на часок. Но, с другой стороны, в отсутствие дочери она острее чувствует одиночество и больше нуждается в его обществе. В ней пробудилась ненасытность, и ей труднее мириться с его пренебрежением, когда он, случается, не бывает в ее постели полмесяца, а то и больше. Она говорит себе, что ей следует быть благодарной за то, что он все-таки пришел, и за все то, что он сделал для нее и Таны. Но ей хочется большего, страстно хочется видеть его чаще. Так было всегда, со дня их первой встречи.
— Тана, конечно, придет на свадьбу? — спросил он, пережевывая бифштекс.
Джин пожала плечами: она звонила дочери совсем недавно. Тана не ответила на посланное ей приглашение, и мать ее отчитала. Это невежливо по отношению к Энн, она не поймет усвоенные Таной бостонские манеры, сказала Джин. Однако дочь осталась непреклонной.
— Но ведь на ответ требуется одна минута!
Ее тон, как это часто бывало, покоробил девушку. И она сухо сказала:
— Отлично. Тогда передай ей мой отказ.
— И не подумаю. Пошли ответ по почте. В любом случае я считаю, что ты должна принять приглашение.
— Меня это не удивляет: еще один командирский окрик клана Дарнингов. Когда же мы научимся говорить им «нет»! — Каждый раз, когда Тана представляла себе зверское лицо Билли, она вся съеживалась внутренне. — Вряд ли я смогу найти время.
— Ты можешь сделать это, хотя бы ради меня.
— Скажи им, что я тебя не слушаюсь, что я стала совершенно невозможная, прямо лезу на стенку. Говори им что хочешь, дьявол их забери!
— Это твое последнее слово? — Джин с трудом воспринимала слова дочери: по ее понятиям, они были кощунственными — Я об этом не думала, но раз ты спрашиваешь, я отвечаю «нет».
— Ты настроилась на отказ уже заранее.
— Ради всего святого, мам! Пойми, я не люблю их — ни Энн, ни Билли, — запомни это раз и навсегда. Энн мне не симпатична, а Билли я ненавижу всеми своими потрохами. Артур, извини меня, твой предмет, зачем ты втягиваешь меня в свои любовные дела? Я уже взрослая, они — тоже. Мы с ними никогда не дружили.
— Но ведь это свадьба, и Энн хочет видеть тебя на ней.
— Чепуха! Просто она приглашает всех, кого знает, для счета. А меня она зовет, желая оказать любезность тебе.
— Ты не права!
Однако обе они знали, что это так и есть. Джин видела, что дочь отбивается от рук, все более подпадая под влияние Гарри. Теперь Тана имела свои суждения практически обо всем, и они чаще всего совпадали с мнением Гарри. Он побуждал ее размышлять о том, что она чувствует и что думает — по самым различным поводам, — и они стали ближе друг другу, чем когда-либо раньше. Он оказался прав насчет Бостонского университета: тамошняя атмосфера подходила ей гораздо больше, чем обстановка в «Грин-Хиллз». Она и сама ощущала, что заметно повзрослела за этот год. Ей было уже двадцать лет.
— Мне непонятно, Тана, твое поведение. — Мать не хотела оставлять ее в покое и донимала своими глупостями.
— Неужели нам не о чем больше поговорить? Расскажи, как ты живешь?
— Я живу отлично. Но мне хотелось бы, чтобы ты подумала…
— Ну, хорошо! — крикнула Тана в трубку. — Я подумаю. Могу я привести с собой парня? — Может, хоть присутствие Гарри облегчит ей эту пытку.
— Я ждала этого вопроса. Почему вы с молодым Уинслоу не хотите последовать примеру Энн и Джона? Я имею в виду помолвку.
— По той простой причине, что мы не любим друг друга.
— В это трудно поверить. Столько времени…
— Факты упрямая вещь, мам.
В разговоре с дочерью Джин продолжала гнуть свою линию, и Тана на другой день пожаловалась на нее Гарри:
— У меня такое впечатление, что она целыми днями только и думает, как бы достать меня побольнее, и это ей всегда удается — она каждый раз попадает в точку.
— Мой отец тоже на этом собаку съел. Это — необходимое условие.
— Чего?
— Родительства. По их мнению, мы должны проходить проверку некими тестами. Если мы ее не выдерживаем, они повторяют все снова и снова, пока мы не начинаем делать все, как им нужно. Потом эти испытания периодически возобновляются, пока — к пятнадцати или к двадцати годам — они не доводят нас до ручки. — Тана смеялась, слушая его филиппики. Он теперь был еще красивее, чем год назад, когда они познакомились; девчонки сходили по нему с ума. Около него постоянно увивалось с полдюжины претенденток, но он всегда находил время для нее. Тана была у него на первом месте, она была его другом. На самом деле она значила для него гораздо больше, даже не догадываясь об этом. — Это все пустышки, Тэн. Они как мыльные пузыри, тогда как ты — надолго. — Он не принимал их всерьез, независимо от того, как страстно они его добивались. Он никого не обманывал, не внушая ложных надежд, и никогда не забывал о контрацептивах. — К чему мне всякие сюрпризы, Тэн? Покорно благодарю! Жизнь и так коротка, в ней и без того хватает всякого рода стрессов.