— Это ведь ужасно, правда?
Но хуже всего был Билли; он подкатил к ней среди бела дня, как обычно, пьяный, и стал отпускать гнусные комментарии насчет того, что у ее дружка не встает, и заявил, что он, Билли, всегда рад ей помочь, так как помнит, что она — явно лакомый кусочек. И только Тана подумала, а не забить ли его слова обратно ему в глотку, как мимо нее просвистел кулак побольше ее собственного и врезался в подбородок Билли, и тот покатился и аккуратненько рухнул на газон. Тана обернулась и встретила взгляд Гарри, улыбающегося ей из кресла-коляски. Он подоспел вовремя и вырубил Билли с одного удара и теперь был невероятно доволен собой.
— Знаешь, я мечтал об этом еще год назад, — сообщил он радостно, но Джин была в ужасе от их поведения.
Тана и Гарри постарались как можно скорее уехать обратно в Нью-Йорк. Со слезами попрощались Тана с матерью, хотя скорее плакала Джин, а Тана держалась напряженно. Артур поцеловал ее в щеку и объявил, что отныне она тоже его дочь и с этого момента не может быть и речи ни о какой стипендии. Тана решительно отказалась принять этот дар и не могла дождаться, когда избавится от их общества, особенно от пресыщенной беременной Энн с ее ноющим голосом, драгоценностями напоказ, от ее скучного мужа, напропалую строящего глазки чужим женам.
— Боже, как они могут так жить? — горячилась она по дороге домой.
Гарри похлопал ее по колену.
— Ничего, ничего, когда-нибудь это случится и с тобой, малышка.
— Пошел ты знаешь куда!
Он рассмеялся, и они вернулись к «Пьерра». Завтра они улетали, а сегодня вечером он пригласил ее в «21». Все были счастливы снова видеть его, хотя и расстроились из-за инвалидной коляски. Тана и Гарри выпили слишком много шампанского за старые добрые времена и вернулись в гостиницу изрядно окосевшие. Гарри был настолько пьян, что совершил то, что он запретил себе делать в ближайшие год или два. Они приступили ко второй бутылке «Редерера», когда Гарри повернулся к Тане, нежно посмотрел на нее, взял за подбородок и неожиданно поцеловал в губы.
— Знаешь ли ты, что я всегда любил тебя? Сначала Тана была ошарашена, потом лицо ее стало таким, будто она вот-вот заплачет.
— Ты шутишь. — Нет.
Неужели права была мать? И Гаррисон?
— Но это же смешно. Ты вовсе не влюблен в меня. И никогда не был. — Она старалась сосредоточить свой хмельной взгляд.
— Да нет же, я люблю тебя. И всегда любил. — Тана таращилась на него, а он взял ее за руки. — Ты выйдешь за меня замуж, Тэн?
— Ты с ума сошел. — Она выдернула руки и встала, в глазах ее блестели слезы. Она не хотела, чтобы он был в нее влюблен. Она хотела, чтобы они всегда оставались друзьями, только друзьями, не больше. А он хочет все испортить. — Почему ты об этом говоришь?
— Ты не могла бы меня полюбить, Тэн? — Сейчас уже он выглядел так, будто собирался заплакать, и она протрезвела.
— Я не хочу портить то, что у нас есть… мне это слишком дорого. Ты мне очень нужен.
— И ты мне нужна. В этом все дело. Если мы поженимся, мы всегда будем вместе.
Ну не могла она выйти за него замуж, она до сих пор любила Гаррисона… Все было ненормально… все не так… Тана всю ночь проплакала в постели, а Гарри и вовсе не ложился. Когда наутро она вышла из своей комнаты, бледная и уставшая, с кругами под глазами, он ждал ее в просторной гостиной, чтобы восстановить то, что было между ними раньше, пока еще не поздно. Это было для него важнее всего. Он не умер бы, если бы они не поженились, но не пережил бы, потеряв ее.
— Прости меня за прошлую ночь, Тэн, мне очень жаль, что так получилось.
— Мне тоже. — Она села рядом с ним. — А что сейчас происходит?
— Спишем это на одну загульную ночь. Это был тяжелый день — и для тебя, и для меня… Свадьба твоей матери… мой первый выход в свет в этой коляске… Ничего страшного. Все прошло, я уверен. — С замирающим сердцем он молился, чтобы она согласилась с ним.
Тана медленно покачала головой:
— Что с нами случилось? Неужели ты правда был… любил меня все это время?
Он прямо взглянул на нее:
— Некоторое время. Иногда я просто все в тебе ненавидел.
Они рассмеялись, и Тана, обняв Гарри, почувствовала себя почти так же, как прежде.
— Я всегда буду любить тебя, Гарри. Всегда.
— Это все, что я хотел знать.
Он заплакал бы, если б мог, но вместо этого они вызвали горничную, смеялись, дразнили друг друга, устроили шумную возню, отчаянно пытаясь вернуть ту легкость, что была между ними раньше, а когда она провожала его на самолет, в глазах ее стояли слезы. Может быть, никогда уже не будет по-старому, но все равно будет хорошо. Она уж постарается. Они слишком много отдали друг другу, чтобы позволить чему-либо все испортить.
Когда Гарри наконец прибыл в Кап-Ферра на автомобиле, присланном за ним отцом, Гаррисон по газону подбежал к машине, помог сыну перебраться в коляску, крепко сжал его руку, глядя ему в лицо.
— Все в порядке, сын? — Что-то в глазах Гарри обеспокоило его.
— Более-менее.
Он выглядел усталым. Это был долгий полет, длинные два дня, и на этот раз он не заигрывал со стюардессами. Все время перелета до Франции он думал о Тане. Она навсегда останется его большой первой любовью, женщиной, которая вернула его к жизни. Это чувство нельзя потерять, и если она не хочет быть его женой… что ж, у него нет выбора. Надо это принять. В ее глазах он увидел, что для нее этой любви не существовало. Значит, он должен заставить себя принять это, как бы ни было больно. Конечно, это нелегко, он так долго ждал, чтобы сказать ей о своих чувствах, и вот теперь все кончено. Не осталось никакой надежды. При мысли об этом слезы навернулись на глаза Гарри, а отец сильной рукой обнял его.
— Как Тана? — быстро спросил Гаррисон и тут же, заметив колебания сына, инстинктивно все понял: он сделал попытку и проиграл. Сердце отца устремилось к нему.
— У нее все хорошо, — Гарри силился улыбнуться, — но с ней трудно.
Его улыбка была загадочной, но Гаррисон сразу понял, он знал, что когда-нибудь все к этому придет. — Ах, да, — он усмехнулся, заметив, как Гарри посмотрел на хорошенькую девушку, пересекавшую газон и на мгновение вытеснившую Тану из его головы. Поймав взгляд отца, юноша улыбнулся. — Ты справишься с этим, сынок.
На какой-то момент Гарри опять ощутил ком в горле, а затем, резко засмеявшись, прошептал:
— Я постараюсь.
Гарри вернулся из Европы осенью, загоревший, отдохнувший и счастливый. Они с отцом побывали в Монако, в Италии, несколько дней провели в Мадриде, Париже, Нью-Йорке. Опять началась головокружительная жизнь, та жизнь, из которой он был исключен в детстве, но сейчас вдруг для него нашлось место. Хорошенькие женщины, милые девушки, празднества, бесконечные концерты, вечеринки и прочие развлечения. Сидя в самолете, направляющемся на Запад из Нью-Йорка, он почувствовал, как устал от них.