— Невероятно. — Тана благоговела перед ним, была зачарована его замечательными, почти как у Распутина, глазами, его отвагой, с которой он всегда и во всем шел против течения. Было в этом мужчине нечто выдающееся, и ее не удивило, что он, как дитя, увлечен коммунизмом. Все в нем было загадочным и необычным, и когда в Сочельник он нежно привлек ее к себе и они занялись любовью, это тоже показалось загадочным. Только однажды ей пришлось сделать усилие, чтобы изгнать Гаррисона Уинслоу из головы. И, как ни странно, он сам подготовил ее к этому, хотя Йел Мак Би ничем его не напоминал. Йелу удалось разбудить ее тело, Тане и в голову не приходило, что она способна на такое; он добрался до самых глубин, затронул то, чего она хотела и от чего так долго отказывалась. Он проник в ее душу и вытащил наружу страсть и желание, о которых она даже не подозревала, он дал ей то, что, казалось, ни один мужчина дать не в состоянии; она стала зависеть от того, что он давал ей. К тому времени, как вернулись Гарри и Аверил, Тана стала почти его рабой и больше жила у него, чем у себя дома. Она спала с Йелом на матрасе, свернувшись от холода, до тех пор, пока он не прикасался к ней, и тогда жизнь сразу становилась экзотической и жаркой, сверкающей всеми цветами радуги. Она уже не могла жить без него, и как-то после ужина, когда они сидели с остальными в гостиной, разговаривая о политике и покуривая травку, Тана вдруг почувствовала себя женщиной, женщиной в полном расцвете, дерзко следующей по стопам своего мужчины.
— Черт возьми, Тэн, где тебя все время носит? Мы тебя совсем не видим, — как-то спросил Гарри.
— В библиотеке. Мне очень много надо перечитать перед экзаменами.
Ей осталось учиться пять месяцев. А потом предстояли экзамены на получение права адвокатской практики, и это приводило ее в панику, но на самом деле она почти все время проводила с Йелом, но ни Гарри, ни Аверил Тана о нем ничего не сказала, не знала, что говорить. Они жили в таких разных мирах, что невозможно было представить их в одном месте, в одном доме, в одном колледже.
— У тебя что, роман, Тэн? Что происходит? — Он был полон подозрений: мало того, что она все время пропадает где-то, так еще этот странный вид, какой-то оцепенелый, остекленевший, будто она вступила в некую секту или постоянно курит марихуану, что тоже приходило ему в голову. Но только на Пасху Гарри увидел ее вместе с Йелом и пришел в ужас. Он дождался ее после занятий и набросился на нее, как раздраженный родитель:
— Какого черта ты связалась с этим недоумком? Ты хоть знаешь, кто это?
— Конечно… Я знакома с ним целый год… — Тана знала, что он не поймет ее, и так ему и сказала.
— Знаешь ли ты, что у него за репутация? Он яростный радикал, коммунист, нарушитель спокойствия в самом худшем смысле. Я видел, как его арестовали в прошлом году, и кто-то мне сказал, что он до этого год провел в тюрьме… Тэн, очнись, ради бога!
— Ты, придурок безмозглый! — Они орали друг на друга за дверьми главной библиотеки, и проходящие мимо время от времени оборачивались на них, но это их ничуть не волновало. — Он сидел в тюрьме за отказ от призыва, что для тебя, конечно, хуже убийства первой степени, но я вовсе так не думаю.
— Я это прекрасно знаю. Но ты лучше хорошенько подумай своей проклятой задницей, иначе тебе не надо будет беспокоиться о том, чтобы сдавать экзамены в июне. Тебя арестуют и вышвырнут из колледжа так быстро, что ты и глазом не успеешь моргнуть.
— Ты совершенно ничего не понимаешь!
Но на следующей неделе, после пасхальных каникул, Йел организовал большую демонстрацию у здания администрации, и десятка два студентов были арестованы.
— Ну, что я тебе говорил?
Гарри моментально ухватился за возможность убедить ее в своей правоте, а Тана опять в ярости вылетела из дома. Гарри ничего не понимал. Главным образом, что этот Йел значит для нее. К счастью, самому Йелу удалось избежать ареста, и Тана провела с ним всю неделю. Все в нем возбуждало ее, все ее чувства обострялись, стоило ему войти в комнату, и в эти дни у него происходили очень интересные события. К концу учебного года его друзья все больше проводили всяческие демонстрации, но Тана так боялась предстоящих экзаменов, что все чаще оставалась дома, чтобы немного позаниматься. И тогда Гарри старался урезонить ее, на этот раз более мягко; он приходил в ужас при мысли, что с нею что-нибудь случится, считал, что должен сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить это, пока не поздно.
— Пожалуйста, Тэн, прошу, выслушай меня… С ним ты точно влипнешь в какие-нибудь неприятности… Ты что, влюблена в него?
Сердце его разрывалось при одной только мысли об этом, не потому, что он все еще сам был влюблен, но потому, что такой ужасной судьбы не хотел для нее. Этого парня, о котором он за последние полгода понаслышался, Гарри ненавидел: грубый, неотесанный, невоспитанный, эгоистичный ублюдок. Он был жесток и рано или поздно влипнет в серьезные неприятности. Гарри вовсе не хотел, чтобы Йел потащил за собой и Тану, а это было, по его разумению, вполне возможно. Если она позволит. И похоже, что такое может случиться: Тана была просто ослеплена страстью к этому мужчине. Даже его политические убеждения восхищали ее, Гарри делалось дурно, когда он думал об этом.
Тана уверяла, что совсем не влюблена в Йела, но Гарри понимал, что все не так просто, что Йел — первый мужчина, которому она добровольно отдалась, и она так долго пребывала в целомудрии, что ее суждения в какой-то степени исказились. Ясно было, что если бы подходящий мужчина или, как сейчас, неподходящий смог разбудить в ней незнакомые прежде ощущения, она пала бы его жертвой. Так оно и случилось. Тана была заворожена Йелом и его необычной жизнью и друзьями, ее восхищало все неизведанное, а он играл на ее телесных ощущениях, как виртуоз на скрипке. Такое сочетание трудно разрушить. Но вот перед самыми экзаменами (прошло полгода с начала их романа) Йел взял все в свои руки и подверг ее чувства испытанию.
— Ты нужна мне на следующей неделе, Тэн.
— Зачем? — Она рассеянно глянула через плечо: в этот вечер ей предстояло прочесть еще более двухсот страниц.
— Да мы проводим что-то вроде митинга… — Он был отстранен и курил, наверное, уже пятый косячок за вечер. Обычно это не было заметно, но в последнее время он устал.
— Что за митинг?
— Мы хотим встретиться с людьми, имеющими кое-какой вес.
Она улыбнулась:
— Кто такие?
— Думаю, пора открыто поговорить с правительством. Мы собираемся к дому мэра.
— Господи, да вас наверняка повяжут. — Казалось, что это ее не особенно обеспокоило. Она к этому уже привыкла, хотя ее пока, как других, не арестовывали.
— Ну и что, — беспечно отмахнулся он.
— Если я буду с вами и попадусь и никто не внесет за меня залог, я пропущу экзамены.
— Ох, Тэн, бога ради, что с того? И в конце концов, кем ты собираешься стать? Каким-то дешевым адвокатом, чтобы защищать существующее общество? Оно прогнило, воняет, сначала надо от него избавиться, а уж потом работать. Ты можешь сдать экзамены на следующий год. То, что я предлагаю, более важно.