Дуглесс не спрашивала его о том, почему, собственно, ему требовалось какое-то напоминание о собственном долге – она не желала глушить в себе тот росток надежды, который прорастал в ней и который она не переставала пестовать в себе. Ибо ежедневно, когда она приближалась к нему в церкви и он смотрел на нее, осознавая, что все еще здесь, с нею, в глазах его появлялся свет. А может, он и не станет возвращаться?! – думала Дуглесс. И знала, разумеется, что и сама должна в молитвах просить Бога о его возвращении, ибо понимала, что честь и семейное имя и будущая судьба столь многих людей куда важнее ее собственных эгоистичных устремлений! И все же, понимая это, она всякий раз, когда вновь находила его коленопреклоненным в церкви и лучи солнца при этом отражались от доспехов, закрывавших его большое тело, шептала:
– Благодарю тебя, Господи! Благодарю!
Целых трое суток, – думала Дуглесс, – да, трое дивных суток! За вычетом тех часов, что Николас проводил в церкви, все остальное время они не разлучались ни на мгновение. Она обучала его езде на взятом напрокат велосипеде и они чудно проводили время вдвоем! Когда он падал с велосипеда, то увлекал и ее с собою, и они вдвоем валились прямо на поросшую травой и издававшую терпкий запах землю Англии! Они перекатывались потом по этой сладко пахнувшей английской траве, в которой то и дело попадались кучи коровьего навоза!
А затем, хохоча над тем, какой кошмарный запах от них исходит, они возвращались в гостиницу, мылись, принимали душ, а потом Дуглесс брала напрокат видео и кассету, и они, оставаясь в номере, смотрели какой-нибудь фильм.
Жажда знаний у Николаса была столь велика, что, уплатив положенные взносы, они с ним записались в небольшую местную библиотеку и проштудировали сотни книг. Николасу хотелось увидеть все, что происходило после тысяча пятьсот шестьдесят четвертого года, своими глазами, послушать чуть ли не все музыкальные произведения, все обнюхать, все перепробовать, до всего дотронуться!
– Если б мне пришлось остаться здесь, я бы наверняка стал строить дома! – заявил он в один прекрасный день.
Дуглесс не сразу сообразила, что он имеет в виду проектирование зданий. И, вспомнив о красотах замка в Торнвуде, она вынуждена была признать, что у него есть к этому дар. И как-то непроизвольно, не будучи в силах остановиться, она затараторила:
– Да! И вы могли бы поступить в архитектурный институт! Конечно, вам пришлось бы учить много всего о современных строительных материалах, но я могла бы вам в этом помочь! Могла бы научить вас читать книги, написанные современным шрифтом, а мой дядя, Джей Ти, мог бы раздобыть для вас паспорт! Он – король Ланконии, и мы попросту заявили бы, что вы – ланкониец, и тогда я повезла бы вас в Америку.
И мой отец помог бы вам поступить в институт, а летом мы ездили бы на мою родину, в городок Уорбрук, что в штате Мэн, на побережье, – там очень красиво, и мы бы с вами плавали на лодке под парусом и…
Тут он отвернулся от нее и произнес:
– Но я обязан вернуться!
Да, разумеется, обязан! – согласилась она. Вернуться к этой своей супруге, к женщине, которую он так любит. И как это могло статься, что вот она, Дуглесс, жить без него не может, а он ничего к ней не испытывает?! Ведь все другие мужчины в ее жизни вечно чего-нибудь да хотели от нее! Роберт, скажем, хотел, чтобы она его боготворила. А еще двое мужчин встречались с нею лишь потому, что их интересовали. деньги ее семейства. А иные мужчины жаждали иметь с ней дело только потому, что она казалась им доверчивой дурой, которую легко обвести вокруг пальца! Но Николас совсем не похож на них всех: он никогда не пытался что-либо у нее отобрать!
Бывали такие минуты, когда Дуглесс при взгляде на него переполнялась таким вожделением, что готова была соединиться с ним прямо в библиотеке, или же в пабе, или хоть прямо на улице! Она то и дело в мечтах представляла себе, как сорвет с него одежды и соблазнит его!
Но всякий раз, стоило ей хоть чуточку поближе подойти к нему, как он тут же отступал в сторону. Складывалось такое впечатление, что в этом мире он желал бы все попробовать, обнюхать, перетрогать – все, но только не ее!
Она пыталась даже как-то заинтересовать его своей персоной – да, Господь свидетель, она пыталась это сделать! Воспользовавшись своей кредитной карточкой, она выложила целых две сотни фунтов за роскошный пеньюар из красного шелка и за все, что к нему прилагалось, – все эти вещи наверняка любого мужика просто свели бы с ума! Но когда она, выкупавшись, вышла из ванной в этих одеяниях, Николас едва взглянул на нее!
Она купила даже флакончик духов под названием «Тигрица», и покупка эта опустошила ее кошелек еще на семьдесят пять фунтов! Как-то, склонившись над Николасом, так что кофта совсем свалилась с нее, обнажив груди, она спросила у него, нравится ли ему этот запах. В ответ он пробормотал нечто невразумительное!
И еще – она наполнила ванну обжигающе горячей водой и положила в нее джинсы, чтобы они сели. Когда они высохли, то стояли колом и были столь тесны, что ей пришлось пришпилить к молнии на них здоровенную английскую булавку и влезать в них, лежа на полу. Эти джинсы она надела с блузкой из прозрачного красного шелка, под которой не было никакого лифчика. Николас же даже не посмотрел на нее!
Она могла бы подумать, что он «голубой», если б не его привычка пялиться на любую женщину, проходившую мимо.
И Дуглесс тогда купила себе черные колготки, черные туфли на высоченных «шпильках» и короткую-прекороткую черную юбку и надела все это вместе с блузкой из красного шелка! Разумеется, катя в своих «шпильках» на велосипеде, она должна была выглядеть смешной, но она сделала это! В таком виде она ехала перед Николасом целых четыре мили, но он – она это точно знала! – так ни разу и не поглядел на нее как следует! Две встречные машины полетели в кювет, потому что их водители вытаращились на нее, но даже и в этих случаях Николас не обращал на нее ни малейшего внимания!
А видеокассета, которую она взяла напрокат! Одно название-то какое: «Жар тела»!
К исходу четвертых суток она пришла в полное отчаяние и, призвав на помощь хозяйку гостиницы, разработала совершенно потрясающий план, как затащить Николаса к себе в постель! Хозяйка сообщила Николасу, что ей якобы срочно понадобилась их комната, и поэтому Дуглесс забронировала номер в очаровательной сельской гостинице, расположенной по соседству. Потом она сказала Николасу, что единственная комната, которую ей удалось снять, имеет огромную, одну на двоих, кровать на ножках, и им придется довольствоваться этим! Он как-то странно посмотрел на нее и, будучи не в силах выдержать его взгляд, она просто вышла.
И вот Дуглесс стоит в ванной их номера, стоит уже полчаса и нервничает, будто девственница-невеста накануне первой брачной ночи! Дрожащими руками она побрызгалась духами.
Кажется, она наконец готова! И, распушив волосы, Дуглесс выскользнула из ванной комнаты. В спальне было темно, но она разглядела контуры кровати, которую ей предстояло разделить с Николасом.