– Прекрати, – спокойно сказал Данила. – Не унижайся.
– Я унижаюсь?! – Павел даже брызнул слюной. – Я?!! Она вывернула мне руки, а я и не заметил этого. Изящно, красиво, без ультиматума и применения силы. Я только потом понял, потом! Ей недостаточно было слышать от меня, что она лучшая, любимая, самая-самая, она хотела большего, она хотела, чтобы я еще и отрекся, и поклялся, и зарекся. Потрясающая игра! И ведь она добилась всего, всего, чего хотела! Теперь, что бы я ни сделал, – я предатель: посмотрел на другую женщину – предатель, подумал о другой женщине – предатель, просто оценил другую женщину по достоинству – предатель и враг! А она – жертва, несчастная жертва! Тьфу! Ненавижу!
Павла трясло, словно в стиральной машине в режиме сушки.
– Так об этой воле ты говорил… – мрачно сказал Данила. – Такая воля тебе нужна?
– Да! Да! Да! – заорал Павел. – Мне нужна абсолютная свобода! Сила свободы! Никто не имеет прав на меня! Никто, кроме меня самого! И я ненавижу этот мир, который вынуждает меня играть по его правилам. А Олеся… Она просто открыла мне глаза. Она стала в моей жизни реальным, осязаемым воплощением этой двуличности, этой подлости, этой великой лжи мира. Она поймала меня в ловушку. Она мастерски разыграла эту пьесу – милая, несчастная жертва. Расплакаться можно! А я – тиран, деспот, жестокое чудовище, подлец…
– Только ты опускаешь одну существенную деталь… – оборвал его Данила. – Тебе понравилась эта роль.
– Ха! – раздраженно крикнул Павел. – Она меня заставила! Она! Ведь я живой! Живой! Я не кукла на веревочках! Даже если крысу загнать в угол, она нападает. Когда тебе некуда бежать, когда все пути закрыты, ты нападаешь! Она связала меня по рукам и ногам своей лживой любовью, она хотела владеть мною! А мною владеть нельзя! Запрещается! И я стал нападать. Да! Потому что только в этот момент и можно почувствовать себя человеком – вершителем своей судьбы, свободным и счастливым!
– На чужих костях, – добавил Данила и опустил голову, не понимая, как возможно, чтобы человек так думал, не имея сил видеть это унижение, эту непомерную душевную слабость.
– Нет, ты просто многого еще не знаешь, – прошипел Павел. – Вот слушай…
В самом начале нашего знакомства мы еще умели подолгу разговаривать. Вернее, я говорил, а Олеся слушала. Изредка она задавала уточняющие вопросы, но больше слушала. Я ей рассказывал обо всем. Совершенно! Обо всем, чем раньше не говорил ни одному человеку, доверял ей свои самые сокровенные мысли и душевные тайны. Ей одной я рассказал о вечере, что предшествовал дню нашей встречи, о своем пари с Богом.
И вот однажды был такой разговор.
– Мир устроен неправильно, – сказал я Олесе. – В нем всего слишком много. Поэтому люди уже не могут довольствоваться простыми вещами. Им нужны супервещи, и желательно с бонусом. Сегодня я шел мимо метро и увидел женщину. Она продавала цветы. И ей было недостаточно их естественной красоты. Ей не хватало дивной красоты свежих, нежных роз. Она посыпала их блестками. Понимаешь? Она пыталась улучшить даже то, что и так совершенно! Это болезнь нашего мира…
Олеся слушала меня лежа на боку, прижавшись ко мне всем телом и подперев голову рукой.
Ее серые внимательные глаза были серьезны, но я всегда чувствовал – она думает о чем-то своем.
Я повернул голову и провел ладонью по ее щеке.
– Я тебя люблю, – в который раз сказал я.
– Я тоже, – ответила Олеся.
И все бы ничего, но она смотрела в этот момент поверх меня. Она сказала это буднично, просто, между делом. Как сказала бы: «Едешь за сигаретами? Слушай, купи булку». Я признался ей в любви, а она ответила мне на автомате, машинально, как робот, в которого заложена программа: «На слова „Я тебя люблю“ необходимо ответить: „Я тоже"“.
Иллюзия начала рассеиваться. Вероятно, все то же самое случалось и раньше, но я просто был слишком влюблен, чтобы заметить подобные тонкости и нюансы.
И тут только я начал понимать, как глубоко схватил наживку и как крепко увяз в этих отношениях. Я вспомнил слова Олеси: «Если ты меня когда-нибудь разлюбишь – я умру!» Да, она взвалила на меня весь груз ответственности. Теперь, что бы она ни сделала, как бы ни повела себя, я автоматически становился виноватым, а главное – я теперь был несвободным, как лежачий больной.
Через пару дней я поехал на собеседование по поводу работы. Дорога была жуткой. Лил дождь, автобуса не было, переполненные маршрутные такси летели мимо. Мне пришлось идти пешком. Я промок до нитки, опоздал.
Девушка, менеджер по персоналу, похожая на холеного грызуна, смерила меня долгим презрительным взглядом. На ней была кофточка с огромным декольте. Такие женщины вызывают у меня жалость и презрение. Им хочется, чтобы их желали, чтобы испытывали к ним вожделение. И все только ради того, чтобы отвечать «нет». Ведь тот, кто говорит «нет», у того и власть над ситуацией.
«Грызун» молча протянула мне пачку бумаг. Это были какие-то тесты.
– Зачем это? – спросил я. – Это что, как-то покажет, какой я водитель? Или здесь вопросы по правилам дорожного движения?
Девушка уставилась на меня так, будто я вонял.
– Сначала нам бы хотелось узнать о вас побольше в общечеловеческом плане, – сказала она, натужно кривя рот.
– И вы надеетесь, что получится? – усмехнулся я. – Ладно…
– Знаете что, – девушка приложила руку к виску, изображая неловкость, – я только что вспомнила… Эта вакансия уже закрыта. Как-то совсем вылетело из головы. Пора в отпуск. Извините, что зря вас побеспокоили.
Я не собирался играть с ней в вежливость. Мы оба знали, что она лжет, и оба понимали почему.
– Вранье, – спокойно ответил я. – Вы решили наказать меня за то, что не бросился целовать вам задницу.
Она вытаращилась на меня, замерла и нервно захлопала глазами.
– Вы не можете брать взяток с тех, кто хочет получить работу, поэтому требуете раболепства, – продолжил я, не отводя глаз. – Вам нужно, чтобы вас упрашивали, чтобы перед вами унижались. А знаете, зачем вам это надо? Потому что вы сами в глубине души знаете, что вы ничтожество и что вас никто не любит. А поэтому вам нужно постоянно слышать от других людей что-то, что позволит вам выстроить свой самообман. Когда у человека ничего нет за душой, он постоянно самоутверждается, ищет доказательств своей значимости. И, кстати, зачем вам это декольте? Думаете, мужчины польстятся на вашу грудь? Зря надеетесь. Любому ясно, что без подпорки в виде вот этого торчащего бюстгальтера вся эта «красота» провиснет вниз до самого пупка, как коровье вымя.
Сказав это, в моих словах не было ни слова неправды, я повернулся и ушел.
А она так и смотрела мне вслед круглыми злыми глазами. Она готова была разреветься, потому что ей просто нечего было возразить. Hечего!
Весь день, прокручивая в голове эту встречу, я бесился. Вот вы говорите, что надо отказаться от «Я», надо увидеть «другого». Только вот как жить после этого, рецепта не даете… Когда вечером пришла Олеся, я все еще не успокоился.