– Магдалена сгоняла, – лениво ответил Кирюшка.
– Пешком?!
– И чего? – удивилась Лизавета. – Тут всего три километра, а на велике она не умеет.
– Притащила все мятое, – недовольно сообщил Кирик.
– А вы как хотели? – рассердилась я. – Девочка пробежала шесть километров по солнцу.
– Три! – поправила Лиза.
– Туда и обратно!!!
– Ой, только не начинай скандал, – возмутился Кирик.
– Действительно, Лампа, у тебя определенно к старости начинает портиться характер, – обнаглела Лизавета.
Если у вас дома есть дети в славном пубертатном возрасте, то вы понимаете, что спорить с ними невозможно. Ничего хорошего не получится. Поэтому я молча проглотила хамство и решила изменить тему беседы.
– Где Рейчел?
– В гамаке.
– Там только Муля и Ада.
– Носится где-нибудь.
– Вы не следите за стаффордширихой? Но она может испугать тех, кто не знает о ее миролюбивом характере!
– Господи, Лампа, – сморщилась Лизавета, – ну разве можно раскрывать рот только для того, чтобы делать несчастным детям очередное замечание? Отчего нельзя вести себя нормально?
– Да, – оживился Кирюшка, – прийти домой, сделать ребяткам вкусный ужин, помыть посуду… Вон в раковине с завтрака грязные чашки так бы и кисли, кабы их Магда не помыла.
– Не нравится она мне, – буркнула себе под нос Лиза.
– Кто? – машинально спросила я, ставя на горелку кастрюлю с сосисками.
– Магдалена, – пояснила Лизавета, – подхалимка! Все улыбается, благодарит, посуду моет…
– С собаками гуляет и молчит, – подхватил Кирюшка.
– Просто воспитанная девочка, которая ощущает неудобство из-за того, что пользуется чужим гостеприимством, – я решила погасить зреющий скандал.
Но сделала только хуже.
– Она притворщица, – рявкнула Лиза.
– Забей, – велел Кирюшка, – черт с ней.
– Так говорить нельзя, – нахмурилась я, – это грубо.
– О боже! – закатила глаза Лизавета. – Опять двадцать пять.
Я, чтобы успокоиться, глянула в окно, увидела идущую от ворот коротконогую фигуру в слишком цветастом платье и невольно брякнула:
– Принес же ее черт!
– Ага, – обрадованно подскочил Кирилл, – значит, нам так выражевываться нельзя, а тебе можно?
Я хотела было заявить, что глагола «выражевываться» в русском языке не существует, но не успела, потому что раздался короткий стук и звонкий голос:
– Есть дома кто-нибудь?
Пришлось, навесив на лицо приветливую улыбку, распахивать дверь и фальшиво-радостно восклицать:
– Нина Ивановна! Проходите, хотите чайку?
– Ужинаете? – прищурилась соседка. – Не помешала?
– Нет, что вы, – суетилась я, вытаскивая из шкафчика вафельный торт, – сейчас отрежу вам кусочек.
– Не волнуйтесь, душенька, – пела Нина Ивановна, – я только что от стола, а вы все работаете и работаете. Смотрю, бедные детки целый день одни да одни, небось голодные!
– Так мы взрослые, – с кривой ухмылкой сообщил Кирюшка. – Лизавета суп сварила, я посуду помыл, и дело с концом.
И Кирюшка, и Лизавета терпеть не могут нашу соседку Нину Ивановну Замощину и всегда при ней начинают прикидываться идеальными детьми. Нина Ивановна виртуозная сплетница, основной смысл ее жизни состоит в собирании всяческих слухов о жителях поселка. Больше всего госпоже Замощиной приходятся по вкусу чужие неприятности. Попав в дом в разгар скандала, она просто расцветает, причем удовольствие мигом отражается на внешнем облике соседки. Ее глаза начинают задорно блестеть, к бледным щекам и губам приливает краска. Кирюшка и Лизавета знают об этом, потому в присутствии Замощиной начинают вести себя, как дети из утопического сна учительницы первого класса.
Вот и сейчас Кирик мигом схватил нож, а Лизавета, опустив глазки вниз, тоненьким голоском поинтересовалась:
– Лампуша, можно мне еще одну сосисочку взять?
Я чуть не расхохоталась, но решила поддержать их игру:
– Конечно, детка, да угости Нину Ивановну.
Соседка оглядела исходящую паром розовую колбаску и констатировала:
– Останкинские покупаете, дешевые. Мы берем черкизовские, в натуральной оболочке, дорого, конечно, зато качественные продукты. Ой, какая сейчас жизнь сложная пошла, люди вынуждены на желудке экономить!
В этом заявлении вся Нина Ивановна, вроде она вам сочувствует вполне искренне, но потом вы вдумываетесь в сказанные ею фразы и понимаете, что она, похоже, между делом наговорила гадостей.
– Слыхали, что случилось-то? – затарахтела Нина Ивановна, отодвигая от себя тарелку с забракованной сосиской.
– Нет, – осторожно ответила я.
– Да ну! – всплеснула она руками. – Впрочем, откуда тебе быть в курсе, гоняешь весь день в городе, хорошо хоть ночевать приезжаешь. Катерина-то, гляжу, и ночью отсутствует! Слушайте!
Судя по раскрасневшемуся лицу Замощиной, новость была хоть куда!
– У Ванды Кропоткиной младенца украли, – с самым радостным лицом сообщила Замощина.
Дети разинули рты, а я испугалась.
– Как украли? Она же совсем недавно мальчика родила! Ему еще и месяца не исполнилось! – Два стукнуло, – кивнула Нина Ивановна и торжествующе оглядела наши растерянные лица, – Феденькой назвали. Между нами говоря, жуткий крикун был, как заведется плакать, у всей улицы спокойный отдых заканчивался.
– Почему был? – прошептала я. – Ребенок умер?
– Так с утра ищут, – с горящими глазами пояснила Нина Ивановна. – Ванда милицию вызвала, только толку! Небось на органы забрали! Тут, около леса, коттеджи строят, рабочие по-русски ни бум-бум, небось они постарались.
Мне стало совсем нехорошо, но Замощина, ничего не замечая, неслась вперед:
– А, может, продать захотели олигархам бездетным, всякое теперь случается.