— Тарасовский, Моравский, Грохольский и Александрович — все бывшие татарские ротмистры и изменники.
— Равно как Потужинский, Творовский и Адурович, — добавил Снитко.
— Что скажете о письме, судари?
— Измена налицо, тут и думать нечего, — сказал Мушальский. — Ротмистры эти хотят наших татар на свою сторону переманить, вот и снюхались с Меллеховичем, а он согласился им помочь.
— Господи! Да это же periculum для гарнизона, — воскликнуло несколько голосов сразу. — Липеки душу за Меллеховича готовы продать; прикажи он — сегодня же ночью нас перережут.
— Подлейшая измена! — вскричал Дейма.
— И сам гетман этого Меллеховича сотником назначил! — вздохнул Мушкальский.
— Пан Снитко, — отозвался Заглоба, — что я тебе сказал, когда Меллеховича увидел? Говорил, это вероотступник и предатель? По глазам видно… Ха! Я его с первого взгляда раскусил. Меня не проведешь! Повтори, сударь, пан Снитко, мои слова, ничего не переиначивая. Сказал я, что он изменник?
Пан Снитко спрятал ноги под скамью и опустил голову.
— Проницательность вашей милости поистине достойна восхищения, хотя, по правде говоря, я не припомню, чтобы ваша милость его изменником назвал. Вы только, сударь, сказали, что он глядит волком.
— Ха! Стало быть, досточтимый сударь, ты утверждаешь, что пес изменник, а волк — нет, что волк не укусит руки, которая его гладит и кормит? Пес, значит, изменник? Может, твоя милость еще и Меллеховича под защиту возьмет, а нас всех объявит предателями?…
Посрамленный пан Снитко широко разинул рот, выпучил глаза и от изумления долго не мог произнести ни слова.
Между тем Мушальский, имевший привычку быстро принимать решения, сказал не задумываясь:
— Прежде всего надлежит возблагодарить господа за то, что позорный сговор раскрыт, а затем отрядить шестерых драгун — и пулю в лоб предателю!
— А потом другого сотника назначить, — добавил Ненашинец.
— Измена столь очевидна, что ошибки бояться нечего.
На что Володыёвский сказал:
— Сперва надобно Меллеховича допросить, а потом сообщить об этом сговоре гетману: как мне говорил пан Богуш из Зембиц, коронный маршал к литовским татарам питает большую слабость.
— Но ведь ваша милость, — сказал, обращаясь к пану Михалу, Мотовило, — имеет полное право сам над Меллеховичем суд вершить, он ведь к рыцарству никогда не принадлежал.
— Я свои права знаю, — ответил Володыёвский, — и в твоих, сударь, подсказках не нуждаюсь.
Тут другие закричали:
— Подать сюда сукиного сына, пусть нам ответит, изменник, вероломец!
Громкие возгласы разбудили Заглобу, который было задремал, что с ним последнее время часто случалось; быстро припомнив, о чем шла речь, он сказал:
— Да, пан Снитко, блеску от ущербного месяца в твоем гербе немного, но и умом ты не блещешь. Сказать, что пес, canis fidelis «Верный пес (лат.).», изменник, а волк — нет! Ну, дражайший! Совсем, сударь-батюшка, сдурел!
Пан Снитко возвел очи к небу в знак того, что страдает безвинно, но промолчал, не желая раздражать старика пререканиями, а тут Володыёвский велел ему сходить за Меллеховичем, и он поспешил исполнить приказание, обрадовавшись возможности улизнуть.
Минуту спустя Снитко вернулся, ведя молодого татарина, который, видно, еще ничего не знал о поимке лазутчика и потому вошел смело. Красивое смуглое его лицо было очень бледно, но он совсем оправился и даже голову больше не обматывал платками, а носил, не снимая, красную бархатную тюбетейку.
Все так и впились в него глазами, он же, довольно низко поклонясь маленькому рыцарю, прочим кивнул весьма небрежно.
— Меллехович! — сказал Володыёвский, уставив на него свой пронзительный взор. — Ты знаешь полковника Крычинского?
По лицу Меллеховича промелькнула быстро грозная тень.
— Знаю! — ответил он.
— Читай! — сказал маленький рыцарь, подавая ему найденное при пленнике письмо.
— Приказывайте, я жду, — промолвил татарин, возвращая письмо.
— Как давно ты замыслил измену и каких имеешь в Хрептеве сообщников?
— Я обвинен в измене?
— Отвечай, а не задавай вопросы! — сурово сказал маленький рыцарь.
— Что ж, тогда мой respons «Искаж r e s p o n s i o — ответ (лат.).» будет таков: измены я не замышлял, сообщников не имею, а если и имел, то таких, которых не вам судить.
Услышав это, воины заскрежетали зубами, и тотчас несколько голосов произнесло с угрозой:
— Почтительней, сукин сын, почтительней! Не забывай: ты нам не ровня!
В ответ Меллехович смерил говоривших взглядом, в котором сверкнула холодная ненависть.
— Я знаю свой долг перед паном комендантом, моим начальником, — сказал он, снова поклонившись Володыёвскому, — знаю и то, что всех здесь худородней, и потому вашего общества не ищу; твоя милость (тут он опять обратился к маленькому рыцарю) про сообщников спрашивал — у меня их двое: один — пан подстолий новогрудский, Богуш, а второй — великий коронный гетман.
Эти слова всех повергли в изумление, и на минуту воцарилось молчание; наконец Володыёвский, шевельнув усиками, спросил:
— Это как?
— А вот так, — ответил Меллехович. — Крычинский, Моравский, Творовский, Александрович и другие в самом деле на сторону орды перешли и много уже зла причинили отечеству, но счастья на новой службе не обрели. А может, совесть в них пробудилась; короче, и служба эта, и слава изменников им не по нутру. Пан гетман хорошо об этом знает, он и поручил пану Богушу с паном Мыслишевским перетянуть их обратно под знамена Речи Посполитой, а пан Богуш ко мне обратился и приказал договориться с Крычинским. У меня на квартире письма от пана Богуша лежат: могу хоть сейчас представить — им ваша милость скорее, чем моим словам, поверит.
— Ступай с паном Снитко и немедля принеси сюда эти письма.
Меллехович вышел.
— Любезные судари, — торопливо проговорил маленький рыцарь, — боюсь, поспешным обвинением мы тяжко оскорбили честного воина. Ежели у него имеются эти письма и все сказанное им, правда — а я склонен думать, что это так, — тогда он не только рыцарь, прославившийся ратными подвигами, но и верный слуга отечества, и не хула ему причитается, а награда. Черт побери! Надо поскорей ошибку исправить!
Остальные сидели молча, не зная, что сказать, Заглоба же закрыл глаза, на этот раз притворившись, будто дремлет.
Между тем вернулся Меллехович и подал Володыёвскому письма Богуша.
Маленький рыцарь начал читать. И вот что он прочел:
— «Со всех сторон слышу я, что никто более тебя в этом деле полезен быть не может по причине необычайной любви, каковую они к тебе питают. Пан гетман готов их простить и добиться прощения Речи Посполитой обещает. С Крычинским сносись как можно чаще через верных людей и praemium ему посули. Тайну храни строжайше, иначе, не дай бог, всех их погубишь. Одному пану Володыёвскому можешь открыть arcana, поскольку он твой начальник и много в чем поспособствовать сумеет. Трудов и стараний не жалей, памятуя, что finis coronat opus «Конец — делу венец (лат.).», и будь уверен, что за добрые дела твои матерь наша тебя заслуженной наградит любовью».