Старуха продолжала картинно возмущаться, но я уже шла к гаражу. Значит, тут Круглый меня не обманул. Может, все остальное тоже правда? Тогда где миллион и не из-за него ли Макса запихнули в тюрьму? Откуда Семен знал про деньги, если Иван Михайлович четко сказал: никто не подозревал о торговле антиквариатом. Выходит, лучшему другу Макс рассказал?
Голова шла кругом от бесконечных вопросов. Ладно, трудности следует решать по мере их поступления, как говаривала моя бабушка, а я привыкла ее слушаться. Сначала съезжу в Фоминск и поищу там следы Яны. Все-таки очень хочется поговорить с девушкой.
Дорога была превосходная, солнышко приятно светило, и в пути я чудесно поела в придорожной закусочной. Наши магистрали все больше начинают походить на европейские: тут и там автозаправочные станции с ресторанчиками и туалетами, буквально на каждом шагу попадаются какие-нибудь торговцы, просто приятно.
В самом радужном настроении я вкатилась в Фоминск и припарковалась на площади. Вокзальчик так себе – облупившееся двухэтажное здание, построенное, очевидно, в начале пятидесятых. Все в колоннах, скульптурах, непременные серпы с молотами.
Поезд из Москвы, как правило, останавливался на первом пути. На платформе обнаружилась только одна скамейка, возле нее стояло несколько женщин с корзинками и ведрами. Я села на лавочку, и тут подлетел экспресс Москва – Львов. Бабы кинулись к вагонам, предлагая разнообразные пирожки, отварную картошку, жареную рыбу и сосиски. Но покупателей оказалось мало, то ли еще не съели дорожные припасы, то ли не успели проголодаться.
Свистнув, состав умчался. Женщины, утирая лбы, попадали на скамеечку, я почувствовала крепкий запах пота.
– Ох, жисть поганая, – проговорила одна.
– И не говори, раньше уважаемыми людьми были, на фабрике работали, а теперь по вагонам со жратвой мотаемся, – вздохнула другая.
– Ладно бы с харчами, – влезла в разговор третья, – а то Клавка вон презервативами торгует, со стыда сгореть можно.
Они замолчали, я закурила. Женщины демонстративно покашляли, потом самая потная и толстая осведомилась:
– Поезд ждете? Лучше в вокзале, теперь до часу ни один не остановится.
Я охотно пошла на контакт:
– Нет, дочку разыскиваю, четвертого июня уехала из дома и не вернулась.
– Скажи, какое горе, – подобрели женщины. – Молодая небось да красивая?
Я достала фотографию и показала на Яну. Бабы молча разглядывали снимок. Потом та, что постарше, протянула:
– По-моему, это она у Райки пропала, еще пять пирожков купила.
– Как пропала? – навострила я уши.
Тетка замялась, но, увидев пятисотрублевую купюру, моментально разговорилась.
Четвертого июня она, как всегда, торговала на перроне пирожками с картошкой. Было жарко, и народ неохотно покупал хоть и вкусную, но горячую выпечку. Из московского поезда, следовавшего в Конотоп, вообще никто не выглянул. Только из тринадцатого вагона ловко выпрыгнула стройная девушка. Торговка обратила внимание, что, несмотря на жару, девчонка нацепила колготки. Суперкороткая юбочка, кофточка в обтяжечку и довольно сильно покрытое тональной пудрой лицо. Глаза незнакомка обильно подвела черной тушью, голубой их цвет оттенялся бирюзовыми бусами. Пассажирка плюхнулась на скамейку, купила пять пирожков и слопала их моментально.
– Тощая, как спичка, – удивлялась рассказчица, – а аппетит, как у молодого мужика. Умяла шанежки и спрашивает, где туалет.
Продавщица сама собиралась туда же, и они пошли вместе. Девчонка легко несла чемодан и небольшую сумку. Туалет в вокзале платный, но смотрительницей при нем состоит Раиса, бывшая сменщица моей рассказчицы. Когда-то они вместе работали на фабрике, но предприятие закрылось, и пришлось одной носиться по вагонам, а другой мыть сортир. По старой дружбе Рая пускает подругу пописать бесплатно.
Пока девчонка рылась в кошельке, выискивая два рубля, продавщица прошла внутрь. Минут через пять-шесть она вышла и увидела, что у столика Раи стоит чемодан.
– Представляешь, – хихикнула подруга, – девка-то, вот дура, вместо женского в мужской по ошибке зарулила. Ну да ладно, там сейчас никого нет.
Бывшие товарки поболтали еще минут десять, девчонка не выходила. Зато из туалета появился приятный черноволосый и усатый парень, в руках у него ничего не было. Пройдя мимо обалдевших теток, он направился в сторону площади.
– Господи, – охнула Райка, – небось прошел, пока я сама в туалет бегала. Вот народ, вечно норовит на дармовщинку прошмыгнуть. Что-то девка не выходит, утонула, что ли?
Велев подруге подождать, Рая зашла в мужской туалет, но тут же выскочила назад. Девчонки не было.
– А чемодан куда делся? – спросила я.
– У Райки спроси, она в сортире.
Я побежала в туалет. Возле турникета дремала на стуле худенькая-прехуденькая женщина с изможденным личиком.
– Вход два рубля, – проснувшись, сообщила она, – но на площади есть бесплатный, если дорого.
– Скажите, – обратилась я к ней, – вот эту девушку помните?
– Не девка, а просто Дэвид Копперфилд, испарилась как дым, – усмехнулась Рая, повторяя рассказ подруги.
– А чемодан где?
– У меня стоит, в чуланчике. Думала, вспомнит, шалава, вернется. И сумку бросила!
– Сумку?
Оказалось, когда Рая вошла в кабину, там на крючке сиротливо болталась абсолютно пустая сумка. Женщина не переставала удивляться. Туалет расположен на первом этаже, из-за жары большое окно все время открыто. Бывает, что хитрые пассажиры, чтобы не платить денег, залезают внутрь, но тогда Рая слышит шум и бежит расправляться.
Но эта девушка честно отдала два рубля, зачем ей понадобилось вылезать через окно?
– Можно посмотреть чемодан?
Рая замялась:
– Не знаю…
Я вытащила пятьсот рублей. Служительница бегом кинулась к чуланчику и вытащила наружу небольшой клетчатый саквояжик в белую, красную и черную клетку. Внутри не оказалось ничего интересного: светлая юбочка, несколько трусиков, пара футболок, пушистая теплая кофточка, джинсы, непонятное лекарство преднизолон. Здесь же лежала и сумка, абсолютно пустая.
– Чемоданчик я открывала, – призналась Рая, – сумку туда сунула, потом думала, может, документы какие обнаружатся… Заберете вещи?
Я покачала головой: