– Алло, из второго отдела беспокоят. Выписываем тут ветеранам материальную помощь по случаю 22 июня, да потеряли координаты генерала Калошина. Девочки, разыщите побыстрей адресок, а то начальник вломит. Танечка, это ты?
– Таня обедает, – ответила собеседница, – это Лена, вечно у вас шашки наголо и в бой.
– Ну, Ленусик, – заныла я, – знаешь ведь, какой у нас зверь командует.
– Верка, ты, что ли?
– Я.
– Ладно, – смилостивилась собеседница, – погоди.
Зашуршали бумаги, потом раздалось покашливание. Я молча разглядывала прикрепленную над аппаратом табличку: «Не болтай. Враг подслушивает». Наконец из трубки донеслось:
– Верк, пиши – проспект Киселева, 18.
Был дан и телефон. С чувством выполненного долга я купила эскимо и принялась грызть ледяной кусок. Видите, как просто? Раз есть Генштаб, значит, существует и второй отдел, да и в отделе кадров обязательно найдется Таня, и потом, Лена сразу поверила мне, потому что звонил внутренний телефон. Она и предположить не могла, что я сижу в бюро пропусков.
Проспект Киселева почти в центре. Генерал по телефону велел прибыть к обеду. Как раз успеваю. Восемнадцатый дом подавлял величием. Низ гигантского длинного приземистого здания облицован гранитными плитами. Тут и там виднелись мемориальные доски. В разные годы здесь проживал цвет нашей армии, ее генералитет. Старинный поскрипывающий лифт медленно втащил меня на третий этаж. Дверь распахнулась сразу, и генерал Калошин густым басом осведомился:
– Вы журналистка?
– Да, – пробормотала я, протискиваясь между генеральским весьма объемным брюшком и косяком.
– Тапки надевай и шагом марш в кабинет, – скомандовал Калошин.
Я покорно выполнила приказ. В комнате он посадил меня в довольно потертое черное кожаное кресло и неприветливо буркнул:
– Не люблю вашего брата.
– Нас возмутила публикация в «Скандалах недели», – завела я.
Старый вояка побагровел:
– От сволочи, от поганцы, на дуэль бы вызвать, мерзавцев.
И он стукнул кулаком по письменному столу. Небольшая хрустальная вазочка, жалобно тренькнув, свалилась на пол. Генерал горестно вздохнул и опасливо поглядел на дверь. Возмездие не заставило себя ждать.
– Родя, – раздался негодующий женский голос, и в кабинет вплыла полная женщина с царственной осанкой. Вошедшая была одета в красный халат, расшитый парчовыми драконами. Но домашнее одеяние смотрелось на ней как дорогое вечернее платье.
– Вы что себе позволяете, Родион Михайлович? – спросила жена.
– Ну прости, милая, – забормотал сразу ставший ниже ростом старик.
Так, понятно, кто в доме маршал.
– Из какого издания будете? – поинтересовалась супруга.
– Газета «Пограничник».
Генеральша расцвела:
– Вот и чудесненько, пойдемте пообедаем, за столом и потолкуем.
Меня препроводили в огромную столовую. На гигантском столе дымилась супница размером с хорошее ведро. Генеральша наполнила доверху глубокую тарелку, смахивающую на таз, и передала мне.
– Спасибо, э… много очень!
– Наталья Михайловна, – представилась супруга. – А вы, кажется, Даша? Ешьте, ешьте, а то очень худенькая, просто светитесь.
Калошины принялись с невероятной скоростью работать ложками, в свой борщ они положили примерно по двести пятьдесят грамм сметаны каждый. Я безнадежно пыталась вычерпать ложкой бездонную миску. Вообще не ем супа, а в поданной емкости запросто можно было нормы ГТО по кролю сдавать! Спасение пришло неожиданно. Извинившись, Наталья Михайловна вышла на кухню. Генерал хлопнул себя по лбу: «А водочка!» Он порысил в кабинет. Я затравленно глядела на борщ. Но тут раздалось цоканье когтей, и в столовую влетел молодой пит-буль с горящими глазами и улыбающейся мордой. Схватив «тазик», я быстренько поставила его на пол и сказала:
– Извини, не знаю, как тебя зовут, но, будь другом, съешь быстренько!
Громкое чавканье послышалось незамедлительно. И минуты не прошло, как тарелочка опустела. Я вытерла салфеткой морду спасителя.
– Скушали? – обрадовалась Наталья Михайловна, неся гигантское блюдо с жареными курами.
Пит прочно уселся около меня.
– Билл, не мешай, – велел Родион Михайлович.
– Что вы, пусть сидит, – испугалась я.
На мою тарелку положили чуть ли не целого бройлера и гору картошки. Да, «Скандалы недели» явно врали – здесь не питались хлебом и кефиром.
Генерал принялся выплескивать обиды, я внимательно слушала, засовывая потихоньку в огромную пасть Билла куски ароматной курятины.
– Я с негодяем расправился по-военному, – сообщил старик, – без всяких там интеллигентных штучек-дрючек.
– Убили! – ахнула я. – Так это вы застрелили Сеню?
– Какого Сеню? – изумился Родион Михайлович. – Кого убил? Накостылял Димке по шее, он хоть и молодой, да куда ему против меня.
– Что за Дима? – удивилась в свою очередь я.
Выяснилось, что не так давно генерал уволил с работы шофера, молодого парня, большого любителя выпить. Несколько раз Родион Михайлович прощал пьянчугу – уж очень искренне тот раскаивался, – но в конце концов терпение лопнуло, и Дима оказался на улице. Юноша потерял не только хорошее место с замечательной зарплатой, но и отсрочку от армии. Полный желания мстить, он взял фото генерала Калошина, на котором был запечатлен момент вручения наград отличившимся офицерам, и отволок в «Скандалы недели». Шум поднялся страшный.
Родиону Михайловичу безостановочно названивали друзья, коллеги и соседи. Все горели желанием помочь бедному старику. А институт, где он до сих пор преподавал на полставки, прислал в качестве гуманитарной помощи двадцать пачек спагетти.
Макароны доконали бравого вояку, и он, пылая от негодования, явился в «Скандалы», где незамедлительно был принят Прожженным воробьем.