– Ничего общего, – кипятился модельер. – У меня светлая кожа с железом, у него – черные лакированные и матовые ремешки. И потом, мое платьице создавалось не для показа. Сделал на заказ для одной эстрадной певицы. Если бы не Вероника, никто не стал бы раздувать из этой истории скандал.
– Какая Вероника?
Епифан вздохнул.
– Вокруг меня – одни женщины: закройщицы, портнихи, пуговичницы, художницы… Просто мрак. Постоянно происходят ссоры. Кто-то кому-то не то сказал, косо глянул – и готово, поехали. Но круче всех манекенщицы. Это, я вам скажу, просто как с хищниками работать. Чуть вожжи ослабил, и драка. Мужиков делят, за заграничные поездки цапаются, жалуются, пишут доносы. В грим клей наливают, в туфли бритвы подкладывают. И ведь вот парадокс – чем красивей баба, тем стервозней. Каждое дефиле заканчивается демонстрацией свадебного платья. Ну традиция такая. Выходить в костюме невесты крайне престижно.
От воспоминаний Епифан раскраснелся. Оказывается, он хорошо знал Веронику еще с тех времен, когда та пробовала стать манекенщицей. Это потом, выйдя замуж за Полянского, женщина принялась делать артистическую карьеру.
Весной Вероника явилась к Епифану с предложением. Хотела выступить на традиционном показе «Лето» и торжественно выйти в платье невесты. Дела на артистическом поприще шли плоховато, и женщина решила привлечь к себе внимание таким образом. Но Блистательный не собирался идти на поводу у старой приятельницы. Платье невесты сшили для юной красавицы Кати Рябченко. И вообще одеяние новобрачной должна демонстрировать манекенщица с наивным выражением лица, а не циничная стерва.
Ника выслушала Епифана молча и ушла. А через несколько дней вышла статья.
– Но получилось наоборот, – ликовал Блистательный, – народ поглядел на «Скандалы недели» и ломанулся ко мне на показ по-черному. Так что спасибо Веронике. Знать бы, что так хорошо получится, сам бы историю раздул. А Гюльнару увольнять не стал.
– Кто такая Гюльнара?
– «Вешалка», Никина подружка лучшая, вместе у меня начинали. Потом Медведева на конкурсе победила и в театр подалась, а Гюльнара до сих пор бегает по «языку». Это она «ремешковое» платье сфотографировала, больше некому.
Еще минут двадцать мы обсуждали абсолютно ненужное вечернее платье, и наконец я выпорхнула наружу, купив жуткую фиолетовую кофту, всю усеянную стразами, фальшивым жемчугом и бисером. В сумочке лежал и адресочек вредной Гюльнары.
Поглядев на часы, решила ехать домой. Времени – семь. Скорее всего манекенщица умоталась на какую-нибудь тусовку. Девиц подобного сорта лучше всего отлавливать утром, когда они отсыпаются. К тому же смертельно хочу есть, пить и курить. Но «Голуаз» закончились, а в киосках их нет.
Небо нахмурилось, кругом потемнело, и не успела я добраться до Ложкина, как с небес обрушился просто библейский ливень. Крупные капли больно барабанили по спине, пока я бежала из гаража в дом.
В холле около детской коляски стояли в задумчивости Маня и Бекас.
– В чем проблема? – спросила я.
– Да вот хотим моторчик приладить, – медленно пробормотал Бекас, – представляете, как здорово, надо только докумекать, как лучше сделать. Хочется, чтобы управлялась пультом…
Я вздрогнула, представив, как коляска с близнецами на бешеной скорости несется в гору, а за ней, размахивая пультом и задыхаясь, бежит старенькая няня Серафима Ивановна.
– Никаких колясок с мотором, – сказала я твердо, отгоняя свое видение.
– Ладно, – покладисто согласились «Кулибины» и побрели в кабинет.
Я пошла за ними. Вроде бы Кешка купил недавно новые детективчики, выберу какой поинтереснее. Машка с Бекасом включили компьютер, в углу тихо бормотал свои дурацкие новости телевизор.
– Давай, давай, – подбадривала Маня Бекаса, – научишься быстро на компьютере работать. Ну-ка набери – корова.
Бекас пощелкал клавиатурой.
– Нет, – заорала Машка, – ну куда ты пальцем тычешь, гляди, что набралось – карова.
– Разве неправильно? – удивился Бекас.
– Ты что, с дуба упал? – возмутилась дочь. – Или в школу не ходил?
Повисло молчание, потом парень пробормотал:
– У меня всего три класса.
– Как это? – ахнула Маня. – Тебе родители учиться запретили?
Юноша опять помолчал, потом сказал:
– Папаню и не помню, никогда не видел, а мамка вечно пьяная ходила. Нас детей у ней пять штук погодков, всем жрать подавай. А маманя только о бутылке и думала. Купит нам батон – хавайте, детки дорогие. Я вот только до третьего класса и доучился. Надо было братьев да сестру кормить. Старший я. Сначала машины мыл, потом ребята к делу пристроили.
– К какому? – сурово поинтересовалась Манюня.
– В гараж. По первости тачки разбирал, затем угонять начал. Потом посадили. Но тут, спасибо, ребята быстро вытащили.
– А теперь чем занимаешься? – продолжала допрашивать Маня.
Меня поразило, что Бекас покорно отвечает на ее наглые вопросы.
– Сейчас шофером работаю у хозяина, – пояснил парень, – хорошо зарабатываю, квартира собственная, и машину купил.
– А братья твои где?
– Когда маманя спилася, всех по детдомам распихали. Сестру и двоих самых маленьких усыновили, Петьку убили в драке, а Лешка в ансамбле пляшет. «Ритмы земли» называется.
– Вот что, Николай, – сообщила Маня, – конечно, детство тебе суровое досталось, но писать в восемнадцать лет «карова» просто стыдно. Завтра же начнем заниматься. Русский, математика, история, литература, можно еще французский. Компьютер быстро освоишь. Мы за лето много успеем.
– Да я, наверное, не смогу, все забыл, – завел Бекас.
– Вспомнишь, – не поддалась Маня.
И они опять защелкали клавиатурой. Я тихонько шелестела страницами, выбирая чтиво. Жалко Бекаса, надо же, как не повезло парню. А ведь талантливый механик, просто самородок.