– Отец сам поместил ее сюда, – мотивировала она свой отказ.
Я водрузила сувенир на место. Интересное дело, кто же это убежал из квартиры? Может, забыла закрыть дверь, и мелкий домушник зашел в холл, уронил картиночку, услышал мой голос…
Я побрела в спальню и распахнула гигантский платяной шкаф. На плечиках аккуратно висело безумное количество платьев, блузок и брюк. Три шубы были надежно спрятаны от моли в бумажных пакетах. В комоде много белья, на трюмо – горы косметики и разнообразные флаконы французских духов. Я продолжала рыться в чужих вещах. Удивляло полное отсутствие драгоценностей. У такой дамы, как Вероника, их должно быть видимо-невидимо. Но нигде не нашлось даже самого простенького колечка. И полное отсутствие всяких бумаг: ни писем, ни квитанций, ни дневников.
Аккуратно убранная комната казалась гостиничным номером, откуда спешно съехали постояльцы, забыв в шкафу носильные вещи. Ничто не напоминало о хозяйке.
Походив еще для порядка по комнатам, я решила побеседовать с Епифаном Блистательным.
Дом моделей, где создавал свои бессмертные творения модельер, устроился в бывшем детском саду. На первом этаже магазин эксклюзивных авторских вещей. Я вошла внутрь и принялась ворошить вешалки. Миленькие вещицы! В особенности вот это коротенькое зеленое платьице с красными рюшами и черными пуговицами. Я бы порекомендовала его дамам, чьи мужья страдают от тучности. Наденешь дома такой прикид, и у супруга от ужаса аппетит пропадет. Но, поглядев внимательно на ценник, сообразила, что несчастный мужик лишится еще и сна. Жуткая шмотка стоила ровнехонько две тысячи баксов. Я в задумчивости разглядывала костюмы, когда ко мне подошла худая высокая девушка с каким-то дерганым, нервным лицом. У бедолаги был тик. Левая щека вдруг начинала мелко подергиваться, искажая правильные черты.
– Что-нибудь выбрали? – с профессиональной учтивостью осведомилась подошедшая.
Я вздохнула:
– Вещи точно эксклюзивные?
– Малые партии, – пояснила продавщица, – всего пять-шесть экземпляров.
– Ну, – недовольно протянула я, – это никак не подходит, купишь, а потом еще с кем-нибудь столкнешься. У вас что, нет авторских работ?
– Вы имеете в виду единичные варианты? Они на втором этаже, но подобные вещи дороже.
Я царственно махнула рукой:
– Проводите!
В большом зале с зеркальными окнами горел мягкий желтоватый свет. Хитро придумано – при таком освещении даже Мафусаил станет похож на милого юношу. По периметру стояли жуткие черные манекены с голубыми волосами, этакие чернокожие Мальвины. Платья, костюмы и что-то напоминающее мешки для сахара… К одному из таких мешков меня и подвела продавщица.
– Вот, – ткнула девушка рукой в прикид, – абсолютно эксклюзивная вещь, авторский вариант.
Я повертела ценник:
«Модельер Галина Берестова, вечернее платье «Очарование». Цена 120 тысяч».
Недовольно отодвинув предложенное, я капризно протянула:
– Какая-то Берестова! Хочу работу Епифана Блистательного!
Девушка вздохнула:
– Вещи, сделанные господином Блистательным, уникальны, просто произведения искусства. Носить их в обыденной жизни не рекомендуется, да и цена окажется вам не по карману. Подберите что-нибудь на первом этаже, – и она с презрением уставилась на мой сарафанчик от Гуччи, простенький и неприметный.
Нахалку следовало поставить на место.
– Детка, – снисходительно прогундосила я, доставая из сумочки платиновую кредитную карточку, – моих средств хватит не только на то, чтобы купить эти чехлы для артиллерийских орудий, но и все ваше здание с прилегающей территорией. Поэтому возьмите свои безупречные ноги в ловкие руки и быстренько сообщите господину Блистательному о приходе крайне выгодной клиентки.
Дернув щекой, девчонка убежала. Я достала «Голуаз» и, сев в кресло, сладко затянулась, стряхивая пепел на пол. В конце концов, я «новая русская» или кто?
Пяти минут не прошло, как из-за белой позолоченной двери выскочил человечек. Примерно метр шестьдесят от пола. Но недостаток роста компенсировала длина волос. На голове у коротышки красовалась львиная грива буйных крашеных кудрей. Довольно полный животик нависал над белыми «ливайсами», верхняя часть тела была упакована в глянцевую кофту без признаков рукавов.
– Вы хотели меня видеть? – осведомился мужичонка писклявым голосом.
Ей-богу, фамилия Сыкунов подходила ему куда больше.
– Если вижу перед собой господина Блистательного, то да. А что, здесь всегда так хамски встречают клиентов? У вас их, как мне кажется, не много, следует беречь каждого!
– Что имеете в виду? – изумился Епифан.
– Когда прихожу в Дом «Шанель», угощают кофе и манекенщицы демонстрируют наряды, у Пако Рабанна всегда приносят пирожные, а у вас за десять минут три раза намекнули, что вещи слишком дорогие и одеваться лучше на вьетнамском рынке.
Модельер просто почернел от злости.
– Уйди с глаз долой, убоище, – прошипел он сквозь зубы перекошенной девице. – Руки не доходят уволить, из жалости держу дуру. Пойдемте, пойдемте.
И он повлек меня в кабинет. Впрочем, внутри помещение больше походило на спальню престарелой кокетки. Кругом белый атлас, розовый тюль и рюшечки, бантики, оборочки, складочки…
Тут же появились растворимый кофе и кекс. Милостиво отщипнув кусок клеклого теста, я сообщила:
– Видела в газете платье из ремешков для часов! Хочу такое.
Епифан развел руками:
– Увы, продано. Но много других моделей.
И он начал показывать снимки.
В Париже часто хожу на дефиле. Мне нравится яркое, праздничное зрелище, мишура почти театральных костюмов, невероятные прически и макияж. И на фото, которые демонстрировал Епифан, сразу увидела много знакомого. Вот это платьице, связанное под рыболовную сеть, показывал Пако Рабанн, а костюмчик из блестящей «железной» ткани – Гуччи.
– Сделайте второе платье из ремешков, – потребовала я.
– Невозможно, – сообщил Епифан.
– А вот «Скандалы недели» уверяли, что вы просто сдираете фасоны у других модельеров, – решила я вызвать Блистательного на скандал.
И весьма преуспела. Епифан так и подскочил:
– Клевета, полнейшая клевета!
– Там и фото дали, действительно очень похоже на вещь Пако Рабанна.