Она уже ничего не понимала.
Поток образов, световых пятен, обрывков мыслей, бессмысленных цифр и букв крутился в голове, но несмотря на это она ощущала странное веселье и даже счастье.
— Это все твое виски, — сказала она, стукнув кулаком по столу.
Поглядела на него пристально.
Внезапно у нее возникло дурацкое желание.
Спятила? Ты не можешь ему сказать! Не-е-ет, ты не можешь… Хотя можешь сказать.
Флора захотела поведать ему кое-что, кое-что очень секретное, кое-что, чего она никому не говорила и не собиралась никому рассказывать в ближайшие десять тысяч лет. И вдруг она почувствовало, как на нее давит эта тайна, и ей захотелось освободиться от нее, изрыгнуть ее прямо на него, на этого незнакомца, Мистера Триста Раз, который своим талантом пляжного соблазнителя заработал кубок Кобельеро.
Интересно, как он отреагирует?
Как отнесется? Рассмеется? Скажет, что не верит ей?
Однако ж это так. Хочешь, я тебе кое-что скажу, мой бесценный Соблазнитель? Хочешь узнать, сколько раз я делала это?
Ни одного!
Ни единого!
Ни малейшего. Однажды, давным-давно, мой дядя пытался сделать это со мной, но у этой грязной свиньи ничего не вышло.
А ты сколько раз сделал это? Десять тысяч? А я в свои тридцать два — ни разу.
Думаешь, такого не бывает? А это так.
Как знать, если бы Флора призналась Грациано в этом, возможно, наша история сложилась бы по-другому. Может, Грациано, несмотря на «Спайдермен» и примитивные свои желания, которые подчиняли его и делали жизнь просто чередой погонь за добычей, отказался бы от своей затеи и, как истинный джентльмен, встал, забрал свое резюме и ушел. Все может быть. Но Флора, от природы сдержанная и ставшая от пережитых страданий еще более скрытной, сопротивлялась, как солдат в окопе, бешеной атаке проклятых веществ, способных вывернуть душу и язык и вытянуть из тебя то, что ты в другой ситуации не произнесешь вслух никогда.
Она снова засмеялась и вместо этого сказала:
— Черт, какая же я пьяная.
Она заметила, что Грациано подвинулся к ней.
— Ты ко мне придвигаешься? — Сняв очки, она пристально поглядела на него, покачиваясь на стуле. — Я тебе хочу кое-что сказать. Только пообещай, что не обидишься.
— Не обижусь, обещаю, правда не обижусь. — Грациано приложил руку к сердцу, а потом сложил указательные пальцы.
— Тебе такая прическа не идет. Можно я тебе скажу? Она некрасивая. Не потому, что раньше было лучше. У тебя же черные волосы были? Спереди короткие и по бокам длинные? Так тебе тоже не шло. На твоем месте я бы знаешь как сделала? — Она минутку помолчала, а потом сказала: — Я бы сделала обычную стрижку. Тебе бы пошло.
— Какую обычную? — Грациано оживился. Его всегда интересовали разговоры о том, как он выглядит.
— Обычную. Я бы их подстригла и не красила, и пусть бы росли какие есть.
— Знаешь, Флора, в чем дело? У меня стали появляться седые волосы, — объяснил Грациано таким тоном, будто рассказывал страшную тайну.
Флора развела руками:
— Ну и что? В чем проблема?
— Хочешь сказать, не надо на них обращать внимания?
— Я бы не обращала.
— Может, мне сделать прическу как у Джорджа Клуни, солома и сено, как ты думаешь, а?
Флора, не выдержав, повалилась на стол и затряслась от смеха.
— Эй, тебе нехорошо? — Грациано улыбнулся, но на самом деле он был обижен.
— Это не так называется. Сено и солома — это фетучини. А волосы — соль с перцем. — Флора лежала лбом на столе и вытирала слезы.
— Ладно. Ты права. Соль с перцем.
79
Ну и вштырило его от «Спайдермена».
Грациано был никакой.
Не ожидал, что таблетка окажется такой мощной.
Черт бы Сома побрал, черт бы побрал.
А прикинь, каково ей, бедолаге.
Ей-то он дал две. Кажется, переборщил.
И в самом деле, учительница лежала лицом на столе и хохотала без остановки.
Пришло время вытряхиваться из дома.
Он глянул на часы: половина десятого!
— Уже так поздно. — Он встал и глубоко вдохнул, надеясь, что в голове прояснится.
— Уходишь? — спросила Флора, приподняв голову. — Правильно. Я на ногах не держусь. Странно, но я смеюсь все время. Думаю про серьезное, а мне смешно. Лучше, если ты уйдешь. Я бы на твоем месте переписала резюме и добавила еще историю про поддержание численности оленей на Сардинии. — И она опять засмеялась.
«Зато на нее подействовало», — подумал Грациано.
— Флора, а не сходить ли нам перекусить? Я тебя отвезу в ресторан тут неподалеку. Как думаешь?
Флора замотала головой:
— Нет, спасибо, я не могу.
— Почему?
— Потому что я на ногах не стою. К тому же я не могу.
— Почему?
— Я по вечерам никуда не хожу.
— Пошли, я тебя скоро привезу обратно.
80
— Не-е-ет, в ресторан иди один. Я не хочу есть, я лучше пойду лягу. — Флора пыталась быть серьезной, но опять расхохоталась.
— Да ну, пойдем, — канючил Грациано.
Ей, пожалуй, нравилась эта идея — пойти куда-нибудь.
Она испытывала странное беспокойство. Ей хотелось бежать куда-то, танцевать.
Здорово было бы куда-нибудь пойти. Только он опасный тип, не надо забывать, он ведь выиграл чемпионат. И запросто попробует с ней тоже.
Нет, нельзя.
Но что случится, если они пойдут в ресторан? Кстати, подышать свежим воздухом ей не помешает. В голове прояснится.
«Мама вымылась, поела, а сейчас лежит в кровати. Завтра в школу не надо. Я никуда не хожу. Если я один раз пойду куда-нибудь вечером, что плохого? Тут Тарзан меня на ужин в кафе приглашает, побуду один вечер Джейн, проедусь в карете, запряженной лошадьми, нет, оленями, сардинскими оленями, и потеряю туфельки, и придут гномы и будут ее искать».
Она ждала, что мать будет против. Но ничего не услышала.
— Мы скоро вернемся?
— Очень.
— Обещай.
— Клянусь. Верь мне.
«Ну же, Флора. Совсем ненадолго. Он тебя свозит в ресторан, и обратно домой».
— Ну ладно, пошли. — Флора вскочила и чуть не упала.
Грациано подхватил ее под руку:
— Идти сможешь?
— Ну, в общем, смогу.
— Я тебе помогу.