Взяв ее руку, он положил ее на свой член.
88
Она держала его в руке.
Он был большой, твердый, с нежной кожей.
Ей нравилось к нему прикасаться. Как будто она держала угря. Она погладила его, и кожа отодвинулась, выпуская головку.
«Что я делаю?» Но она запретила себе думать.
Она коснулась яичек, немного поласкала их, а потом решила, что хватит, пришло время, пора заняться этим, ей ужасно хотелось.
Она стянула трусики и отбросила их на камень. Крепко прижалась к нему, ощущая животом его эрекцию, и прошептала ему на ухо:
— Грациано, пожалуйста, осторожно. Я никогда этого не делала.
89
Это было очевидно.
Как же он не догадался?
Тупица! Она девственница, а он не понял. Он, который женщин поимел больше, чем кусков пиццы съел, не догадался. Эти страстные и неловкие поцелуи… Он-то думал, что все из-за «Спайдермена», а это оттого, что она никогда никого не целовала.
Он возбудился как бабуин.
Подхватив ее под грудью, он вытащил ее на отмель.
Уложил.
Деликатное дело — лишение девственности. Надо сделать качественно.
Посмотрев ей в глаза, он увидел ожидание и страх, которого никогда не видел у тех потаскушек, которых обычно трахал в Романье на побережье.
«Вот это я понимаю секс…»
— Спокойно, лежи споко… — проговорил он сдавленно, откинул волосы и встал перед ней на колени. — Тебе не будет больно.
Он раздвинул ее ноги (она дрожала), правой рукой взял член, левой нашел и раздвинул ее половые губы (она была влажной) и быстрым точным движением вошел в нее примерно на четверть.
90
Он вошел в нее.
Флора задержала дыхание.
Вцепилась руками в землю.
Но боли, ужасной, мучительной боли, о которой столько рассказывали и которой она ждала, не последовало.
Нет. Ей не было больно. В ожидании, раскрыв рот, Флора не дышала.
А это продолжало продвигаться в нее.
— Я продолжаю… Скажи, если будет больно.
Флора задыхалась, грудь ее вздымалась и опускалась, как кузнечные мехи. Она сопела в ожидании боли, которой все не было. Разве что она чувствовала себя заполненной, и этот кол начинал давить, но не причинял боли.
Она так сосредоточилась на ожидании боли, что ей было не до удовольствия.
Его она увидела в глазах Грациано.
Он был как одержимый, глубоко дышал и двигался вперед-назад все быстрее и сильнее, и сжимал ее бедра, и нависал над ней, а Флора лежала под ним и в ней был его член. Она закрыла глаза. Обхватила его за спину, как детеныш обезьяны, и приподняла ноги, чтобы он мог войти глубже.
Прерывающееся дыхание над ухом.
Он погрузился в нее. До конца.
И Флора почувствовала. Прилив наслаждения, от которого сжалась сонная артерия и онемел затылок. Потом второй. И еще один. И если она это, если она отдавалась этому восторгу, ей казалось, что он останется в ней всегда, как радиоактивный элемент, излучающий удовольствие внутри нее, от ног вверх по позвоночнику до самого горла.
— Тебе нра… вится? — спросил Грациано, запуская руки в ее волосы.
— Да! Да…
— Не больно?
— Не-е-е…
Он перевернулся, и она с этим шестом внутри поднялась и оказалась на нем сверху. Теперь настал ее черед двигаться. Но она не знала как и сумеет ли она. Он такой большой и весь в ней. Она ощущала его в животе. Грациано положил ладони на ее грудь, но не смог удержаться и сильно сжал их.
Еще один прилив наслаждения, от которого перехватило дыхание.
Он хотел, чтобы она оставалась сверху, в этой неудобной позиции, но она наклонилась, обняла его, целовала в шею, покусывая за ухо.
Она чувствовала, что Грациано дышит все быстрее и быстрее и быстрее и…
«Нельзя… Нельзя кончать в меня. У меня ничего нет».
Надо ему сказать. Но ей не хотелось, чтобы это безумство прекращалось. Она не хотела, чтобы он прерывался.
— Грациано… осторожно… Я…
Он опять повернулся. Когда он выбирал новую позу, Флора пыталась следовать за ним, но не очень понимала, как двигаться, что делать.
— Гра…
Он поставил ее на колени. Руками в грязь. Лицом в грязь. Груди у самого рта. Дождь по спине.
«Как сука…»
А он вцепился одной рукой ей в ягодицы, а другой пытался ухватить ускользавшую от него грудь, и погружался в нее, кажется решив добраться до горла. И…
«Он не может выйти прямо сейчас!»
Он вышел из нее и, возможно, был готов кончить, а Флора думала, что умрет от разочарования. Она вдохнула. Но внезапное тепло охватило ее шею, добралось до подбородка, разлилось по вискам, по ноздрям, по ушам.
— Обоже-е-е.
Он касался ее там, над влагалищем, и она поняла, что все, что она испытывала до этого, были пустяки. Детские игры. Ничто. Его палец там был способен заставить ее забыть обо всем, довести ее до безумия.
А потом он раздвинул ей ноги, а она раздвинула их еще шире, видимо, как она надеялась, он хотел войти в нее снова.
91
И тут Грациано допустил ошибку.
Так же, как он ошибся, когда предложил Эрике выйти за него замуж, как ошибся, рассказав об этом всем своим друзьям, как ошибся, подсыпав Флоре «Спайдермен», как ошибался почти каждый день все свои сорок четыре года, и неправду говорят, будто на ошибках учатся, это не так, бывают люди, которые совершают ошибки, но ничему не учатся, наоборот, продолжают их совершать, уверенные в том, что они правы (или не осознающие, что они творят), и жить с такими людьми, как правило, плохо, но и это тоже ничего не значит, потому что такие люди легко переносят свои ошибки и продолжают жить, растут, влюбляются, производят на свет новых людей, старятся и по-прежнему совершают ошибки.
Такова их несчастная участь.
И такова была участь нашего бедного жеребца.
Бог знает, что взбрело ему в голову, бог знает, о чем он думал и как возникла в его голове эта злополучная мысль.
Грациано хотел большего. Он хотел получить полный набор, хотел и на елку влезть и рыбку съесть, хотел луну в ведерке, хотел найти и обезвредить, черт его знает, чего он хотел, — в общем, он хотел лишить ее девственности и спереди и сзади.
Он хотел поиметь Флору Палмьери в зад.
Раздвинул ей ягодицы, плюнул туда и ткнул членом в эту черную дыру.
92
Ей словно кирпич упал на голову.