Обернувшись, я увидела Шарлотту. Та сидела, закрыв лицо руками.

Возможно, на первый взгляд она была неидеальной матерью. Возможно, Шарлотта подала в суд на Пайпер Рис, потому что любила Уиллоу слишком сильно и не могла ее отпустить. А моя мать, возможно, отпустила меня, потому что знала: полюбить меня она не сумеет.

— За те шесть лет, что вы занимаетесь Уиллоу, вы хорошо узнали Шарлотту О’Киф?

— Да, — ответил врач. — У Шарлотты необычайная эмоциональная связь с дочерью. Когда нужно определить, что беспокоит Уиллоу и как поскорее устранить причину этого беспокойства, Шарлотта как будто подключает шестое чувство. — Он перевел взгляд на присяжных. — Помните героиню Ширли Маклейн в фильме «Язык нежности»? Вот и Шарлотта такая же.

Иногда она так упрямится, что у меня руки начинают чесаться, — но всё потому, что она противостоит лично мне.

Я вернулась на свое место, препоручив свидетеля Гаю Букеру.

— Вы лечите этого ребенка с шести месяцев, верно?

— Верно. Тогда я работал в Омахе, и мы испытывали лечение памидронатом на Уиллоу. Когда я переехал в Бостон, разумнее стало лечить ее поближе к дому.

— Как часто вы с нею видитесь, доктор Розенблад?

— Дважды в год, если в интервалах она ничего не ломает. Скажем так: дважды в год мы никогда ещё не виделись.

— Как давно вы используете памидронат для лечения ОП?

— С начала девяностых.

— И вы заявили, что до наступления эры памидроната диапазон возможностей у этих детей был еще уже?

— Безусловно.

— Иными словами, можно сказать, что развитие медицинских технологий увеличило потенциал Уиллоу?

— В значительной мере. Она имеет возможность делать то, что еще пятнадцать лет назад дети с ОП делать никак не могли.

— Следовательно, если бы суд происходил пятнадцать лет назад, будущее Уиллоу представлялось бы в еще более мрачных тонах?

Доктор Розенблад кивнул.

— Верно.

— Учитывая, что мы живем в Америке, где медицинские исследования идут полным ходом в лабораториях и больницах вроде вашей, существует ли вероятность, что на жизнь Уиллоу выпадут новые открытия в этой сфере?

— Протестую, Ваша честь, — вмешалась я. — Вопрос основан на предположениях, а не на фактах.

— Свидетель является экспертом в своей области, — возразил Букер.

— Пускай выскажет свое мнение исходя из современных исследований, — сказал судья Геллар.

— Такая вероятность существует, — ответил доктор Розенблад. — Но, как я уже отмечал, чудо-лекарства, которыми мы считали бисфосфонаты, в долгосрочной перспективе вскрывают новые проблемы, с которыми мы ранее не сталкивались. Так что пока нельзя сказать ничего определенного.

— Тем не менее Уиллоу таки может дожить до зрелых лет?

— Конечно.

— Она может влюбиться?

— Несомненно.

— Родить ребенка?

— Не исключено.

— Работать вне дома?

— Пожалуй.

— Жить отдельно от родителей?

— Возможно.

Гай Букер положил руки на перила скамьи присяжных.

— Доктор Розенблад, вы же лечите болезни?

— Ну да…

— А если вам надо будет вылечить сломанный палец, вы ампутируете всю руку?

— Это, пожалуй, чересчур радикальная мера.

— А лечить ОП абортом — это не радикальная мера?

— Протестую! — выкрикнула я.

— Протест принят. — Судья зыркнул на Гая Букера. — Мистер Букер, я не позволю вам превращать зал суда в митинг против абортов.

— Позвольте перефразировать вопрос. У вас бывали пациентки, которые, узнав, что ребенок родится с ОП, прерывали бы беременность?

Розенблад кивнул.

— Да, такое происходит довольно часто. Когда речь идет о смертельном, втором, типе заболевания.

— А если тип был не смертельный, но сложный?

— Протестую! — сказала я. — Какое это имеет отношение к истцу?

— Я хочу услышать ответ, — сказал судья Гелл ар. — Отвечайте на вопрос, доктор.

Розенблад как будто крался по минному полю.

— Никому не хочется прерывать запланированную беременность, — начал он, — но когда по всем показаниям ребенок должен родиться с тяжелой степенью инвалидности, каждая семья должна принять непростое решение в индивидуальном порядке. Кому-то кажется, что они смогут обеспечить достойное существование ребенку-инвалиду, кому-то хватает смекалки заранее догадаться, что это невозможно.

— Доктор, — сказал Букер, — вы бы назвали рождение Уиллоу О’Киф «ошибочным»?

Я почувствовала сбоку какое-то движение и поняла, что это Шарлотта задрожала всем телом.

— Не мне судить, — сказал Розенблад. — Я всего лишь врач.

— Бот именно, — откликнулся Букер.

Пайпер

С лаборанткой Джанни Вайсбах мы не виделись с тех пор, как она ушла из моей клиники и четыре года назад уехала работать в Чикаго. Раньше она была блондинкой, теперь же перекрасилась в стильный каштановый. У уголков губ образовались тонкие складки. Интересно, а я ей показалась такой же, как раньше, или предательство состарило меня до неузнаваемости?

У Джанин была аллергия на орехи, и однажды у них разразилась война с медсестрой, заварившей фундуковый кофе. Джанин покрылась сыпью от одного запаха, ползущего по приемной, а медсестра клялась, что не понимает, как протертые орехи могут влиять на аллергиков. Джанин спросила, сдала ли она вообще экзамены на медсестринскую лицензию. Этот скандал, в общем-то, был самым крупным происшествием в моей клинике… до того как началось всё это, разумеется.

— Откуда вы знаете истицу по данному делу? — спросила адвокат Шарлотты.

Джанин наклонилась ближе к микрофону. Я вдруг вспомнила, что она любила петь караоке в местном ночном клубе и называла себя «патологически одинокая». Теперь же на пальце у нее сверкало обручальное кольцо.

Люди меняются. Даже те, которых ты вроде бы знал, как самого себя.

— Она была пациенткой в клинике, где я работала, — ответила Джанин. — В гинекологической клинике Пайпер Рис.

— Вы работаете на ответчицу?

— Работала раньше. В течение трех лет. Но теперь я работаю в Северо-западной мемориальной больнице.

Адвокат смотрела в стену, словно даже не слушала ее ответы.

— Мисс Гейтс, — поторопил ее судья.

— Да, простите, — встрепенулась она. — Вы работаете на ответчицу?

— Вы только что задали мне этот вопрос.