Однажды летом в Италии | Страница: 8

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Там больше, чем я заказывала, — только и смогла произнести она.

— Вы мало заказали. Я ценю ваши попытки экономить, но в этом нет надобности.

— Но я не могу позволить вам…

— Женщины в большинстве своем не возражают, когда мужчина покупает им одежду, — несколько раздраженно заметил судья.

— Все зависит от того, какая это одежда. Я возражаю, чтобы вы покупали мне нижнее белье. У нас не такие отношения, чтобы…

Он посмотрел на нее, насмешливо вскинув брови.

— У нас многосторонние отношения. Если вы боитесь, что я собираюсь воспользоваться вашим положением, то напрасно. Женщины с недавних пор меня не интересуют.

Этими словами он напоминал ей о своей недавней утрате. Холли в растерянности молчала.

— Если больше ничего…

— Вы должны вернуть мне мой паспорт. Без него я чувствую себя пленницей.

— Глупости, — спокойно заметил судья. — Если вы хотите уехать, вам только нужно связаться с английским консульством и попросить о помощи. Вам выдадут удостоверение личности, чтобы вы смогли вернуться в Англию. Вот адрес.

Он нацарапал его на листке бумаги и протянул ей.

— Если хотите, я позвоню им сейчас и использую свое влияние, чтобы для вас все прошло гладко.

Холли молча смотрела на него. Настал момент постоять за себя.

— Возможно, я схожу в консульство сегодня, — пообещала она.

— Я закажу для вас машину.

— Нет, спасибо. Я доберусь сама.

— Тогда я вызову такси. Или вы предпочитаете пройти пешком несколько миль?

— Если нужно, — со злостью ответила она. Маттео застонал.

— Довольно. Разве нам нужно мериться силой?

— Может быть, ваша сила тревожит меня.

— Но я использовал ее лишь для вашей защиты.

— Потому что я нужна вам.

— Конечно, так же как и я вам. Самая лучшая сделка — это когда выигрывают обе стороны.

Все, что он говорил, было очень разумно, и ей хотелось поколотить его за это.

— Но я не намерен удерживать вас насильно. Уезжайте, если хотите.

Дверь в кабинет приоткрылась.

— Можно войти, папа?

— Конечно. — Он подошел к двери и помог Лизе войти.

— Я искала Холли.

— Она здесь.

Лиза высвободила руку и, хромая, подбежала к молодой женщине.

— Ты исчезла. Я подумала, что ты уехала, навсегда.

— Нет, дорогая, — ответила Холли, встав на колени, чтобы видеть глаза девочки. — Я просто пришла поговорить с твоим отцом. Извини, что не предупредила тебя.

Она притянула к себе Лизу, которая чуть не задушила ее в объятиях.

— И не уедешь? — умоляла Лиза.

Решение было уже принято. Лиза спасла ее тогда, в поезде, и теперь она должна отплатить ей добротой. Поход в консульство подождет.

Холли взглянула на судью и увидела в его глазах мольбу.

Должно быть, она ошиблась. Этот человек, который держит ее в своей власти, не способен на какие-либо чувства.

— Нет, не уеду. Я останусь, пока буду нужна тебе.

— Навсегда-навсегда? — спросила Лиза.

— Навсегда-навсегда.

— Думаю, мне пора на работу, — с нажимом произнес Маттео.

Лиза взяла Холли за руку, и они все трое вышли из кабинета.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Холли быстро адаптировалась к жизни на вилле, которая, казалось, приняла ее с распростертыми объятиями. Практически все время она проводила с Лизой.

Ее беспокоили быстрые перемены в настроении маленькой подопечной. Лиза могла быть в один момент счастлива, а в другой вся в слезах.

— Я ухаживала за нею в больнице, — объяснила Берта, — Когда ее выписали, ей нужен был уход дома, и судья Фаллуччи решил, что я больше всего подойду на роль сиделки. Лиза — милый ребенок, но я не могу справиться с ее вспышками необъяснимой раздражительности.

— На девочку слишком много всего навалилось, — предположила Холли. — Потерять мать при крушении поезда, быть раненой… Должно быть, она очень страдает.

— Конечно, — согласилась Берта. — Но я ничем не могу облегчить ее переживания. Ей нужна не я.

— Бедняжке нужна ее мать, — вздохнула Холли. Поскольку судья ежедневно уезжал очень рано и возвращался поздно вечером, Холли использовала любую возможность, чтобы получить больше информации о Лизе от Берты и Анны.

— Когда он дома, то закрывается у себя в кабинете, — заметила однажды Анна, наливая им троим кофе на кухне. — Он сильно изменился после смерти жены.

— А какой была она? — спросила Холли.

— Красивая, — с завистью ответила Анна. — Как модель. Было понятно, почему он сходил по ней с ума.

— Сходил с ума? — допытывалась Холли.

— Именно, — твердо ответила Анна. — Знаю, что в это трудно поверить, но в то время он был совсем другим. Я пришла сюда работать вскоре после их свадьбы, и должна сказать, что никогда не видела до такой степени влюбленного человека.

— Я дежурила в больнице в день аварии, — вспоминала Берта. — И видела, как он вошел в вестибюль. На его лице не было никаких эмоций, вообще ничего.

— Он уже знал, что его жена погибла? — спросила Холли.

— Да. Первое, что он сказал доктору, было: «Даже если, она умерла, я хочу ее видеть». Доктор пытался уговорить его немного подождать, но лицо синьора стало еще тверже, когда он произнес: «Я хочу видеть ее, вам понятно?»

— Доктор согласился?

— Не сразу. Он сказал, что маленькая девочка жива и что, может быть, стоит сначала увидеть ее. Но судья настаивал на своем. Тогда доктор отвел его в палату, где лежала синьора Фаллуччи. Судья приказал всем выйти, чтобы остаться наедине с нею. Но когда мы вышли, доктор велел мне быть поблизости на всякий случай.

— Тогда ты стала подслушивать у двери, — насмешливо заключила Анна.

— Ну да.

— И что ты услышала?

— Ничего. Не было слышно ни звука. Когда люди видят мертвых, они плачут или зовут этого человека по имени, но судья не проронил ни звука. Я никогда не забуду, какое у него было лицо, когда он вышел.

— Потом он пошел повидать Лизу? — полюбопытствовала Холли.

— Да, я отвела его. Она выглядела ужасно, такая маленькая и бледная, подключена к аппарату искусственного дыхания. Я хотела предупредить, чтобы он не дотрагивался до нее, но этого не потребовалось. Он просто стоял, как будто не знал, кто она. Потом повернулся и ушел.

— Не понимаю, — заметила Анна. — Он всегда обожал ее, почти так же, как свою жену. Я слышала однажды, как он сказал: «Никто не может быть дороже для меня, чем моя Лиза».