Эта горькая сладкая месть | Страница: 20

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Викину душу стали терзать сомнения. “Наверное, мать Виноградова навела порчу”, – думала женщина. Поколебавшись, она отправилась к экстрасенсу. Тот сообщил, что у Вики абсолютно черная аура, и принялся ее “чистить”. В результате сильно “обчистился” кошелек, а болячки остались, к ним теперь прибавился непрекращающийся кашель. Терапевт из районной поликлиники только разводил руками, платный специалист лепетал о неврозе. Отчаявшись выздороветь, Панова обратилась в церковь, где выложила на исповеди все, начиная от лжесвидетельства и заканчивая визитом к колдуну. Пожилой священник вздохнул и сказал:

– Надо покаяться в совершенном поступке. Ступай к матери осужденного и попроси прощения.

Несколько дней женщина колебалась, но, когда однажды утром обнаружила, что у нее надулся гигантский флюс, поехала к Катюше. Та открыла дверь и спросила:

– А, соседушка! Зачем пожаловала, сахарку одолжить?

Измученная Вика рухнула прямо в коридорчике на колени и стала биться головой об пол, вымаливая прощение.

Катя перепугалась и кинулась поднимать “свидетельницу”. Вика порыдала у нее на кухне и неожиданно почувствовала сильное облегчение. Флюс к утру исчез, и ночь женщина первый раз проспала спокойно. Тогда она решила искупить грех до конца и отправилась к судье Панкратовой, которая вела процесс Виноградова. Отсидев длинную очередь, Вика оказалась лицом к лицу с женщиной без возраста. Судье можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Подняв спокойные, какие-то бездушные глаза, Панкратова выслушала сбивчивую речь Вики, потом сообщила:

– Вот что, пока не стану давать заявлению ход. Улик, подтверждающих виновность Виноградова, в деле предостаточно, ваше свидетельство не явилось решающим. Кстати, знаете, что за дачу ложных показаний положен срок? Подумайте как следует, нужен ли вам такой казус, и приходите еще раз.

Вика вышла из кабинета в полной растерянности. То, что лжесвидетельство наказуемо, просто не приходило ей в голову.

Но ее неприятности не закончились. Через два дня после визита к судье женщину вызвал кадровик и сообщил, что она попала под сокращение штатов. Увольнение было проведено с соблюдением всех формальностей, даже выдали конверт с зарплатой. Ничего не понимая, Вика кинулась к Альберту Владимировичу, но того, как на грех, было невозможно застать ни дома, ни на работе. Виолетта Сергеевна тоже не брала трубку, и незнакомый женский голос каждый раз сообщал Пановой, что профессорша больна и к аппарату не подходит. Сотрудники лаборатории шарахались от бывшей коллеги, как от прокаженной. Смилостивилась только Жанна Сокова.

– Не звони больше Павловским, – посоветовала она опальной подруге, – очень Алик обозлился на тебя за визит к судье. Думаешь, Панкратова ему не позвонила? Так что уходи потихоньку.

Пришлось Вике собирать манатки. Следующие полгода она носилась по Москве, тщетно пытаясь устроиться на работу. В разных учреждениях ее просили заполнить анкеты, но потом выяснялось, что мест нет. Однажды в одном занюханном институтике кадровичка шепотком сообщила Вике:

– Всем подходите: и москвичка, и кандидат наук, но только чем вы так обозлили господина Павловского? Он звонил ректору, и наш начальник велел вас на пушечный выстрел не подпускать.

Вика почувствовала, что ее обложили, словно волка – кругом красные флажки, и нет входа. Поняв, что работы не найти, Панова от отчаяния позвонила Павловским. Трубку сняла Виолетта.

– За что, – закричала бывшая аспирантка, – почему травите меня?

Виолетта Сергеевна ласково произнесла:

– Вика, детка, что происходит? Неприятно, конечно, попасть под сокращение, но велели уволить двух сотрудников. А по традиции это должны быть те, кто недавно устроился в лабораторию. Если ищешь до сих пор работу, попрошу Альберта Владимировича помочь.

Через неделю местечко нашлось: в одной из школ на окраине требовался преподаватель ОБЖ. Поскольку ничего другого не светило, Панова стала вбивать в детские головы ей самой непонятный предмет. Сорок два часа в неделю за триста рублей зарплаты. Гаже всего было то, что Павловские опять выглядели благодетелями: помогли предательнице.

Прежние знакомые, боясь гнева Альберта Владимировича, перестали звонить, из новых появился только преподаватель физкультуры, большой любитель выпить. Через полгода Вика уже регулярно прикладывалась к бутылке, стала пропускать занятия, и ее выгнали. Жизнь окончательно пошла под откос, теперь предстояло продать квартиру.

Я слушала женщину, не перебивая. Инстинктивно подозревала, что свидетельницы врали.

– Вот что, Вика, дам вам тысячу долларов, если завтра, проспавшись, пойдете со мной к нотариусу и официально оформите признание.

– Хитрая какая, – усмехнулась пьянчуга, – за кусок баксов в тюрягу садиться.

– Нотариус не судья, процесс не возбудит, – успокоила я тетку, – подумайте, деньги хорошие, к тому же постараюсь представить дело так, что вас вынудили лжесвидетельствовать.

Вика притихла, потом, очевидно, пересчитала деньги на бутылки и сомневающимся голосом произнесла:

– Давайте телефон, позвоню, как надумаю. Я покачала головой.

– Нет. Предложение действительно только один день – завтрашний. И условие такое: вы даете мне свой телефон, а я позвоню завтра около полудня.

Панова поколебалась секунду, потом оторвала от газеты полоску и быстренько накорябала несколько цифр. Я сунула обрывок в сумочку и пошла к выходу.

– Послушайте, – крикнула Вика, – скорей всего соглашусь, дайте задаток, хоть двадцатку!

– Нет, – твердо сказала я, – завтра, всю сумму разом и только после визита к нотариусу.

На улице бушевал ливень. Потоки воды текли по тротуару, редкие прохожие прятались под зонтиками. Мой плащ остался в “Вольво”, а автомобиль был запаркован у метро. Пришлось ждать в вонючем подъезде. Примерно через пятнадцать минут потоп прекратился, с неба сыпались редкие капли. Я прикрыла голову пакетом и, старательно обходя лужи, доплыла до “Спортивной”. Несмотря на все усилия, дешевые матерчатые тапки промокли, а тонкая юбка облепила ноги. “Вольво” не было. Я тупо посмотрела на место, где оставила утром автомобиль. Может, перепутала проулок? Нет, вон будка “Мороженое” и знак, разрешающий парковку. Значит, угнали, вот здорово. Я подошла к мороженице и спросила:

– Не видели случайно, тут такая машина вишневого цвета стояла.

– “Вольво”, что ли? – отреагировала раскрашенная девица и радостно хихикнула. – Забрали вашу тачку эвакуаторы, здесь стоянка только для банка. Видите вывеску? Ихний охранник и вызвал. Они всегда машины отсюда увозят. Ну теперь помучаетесь, пока назад получите, да еще и денег заплатите.