Потаскун умоляюще глянул на меня.
– Абсолютная, – заверила я ревнивицу, – только за литературой заехала, и потом, не волнуйтесь, мне совершенно не нужен Валерий.
Девица шмыгнула носом и побежала в ванную. Я быстренько нацепила влажные тапки и выскочила под проливной дождь.
Утром в спальню влетела Маня.
– Никогда не была в Киеве, – заявила дочь порога.
– Я тоже, а в чем дело?
Выяснилось, что Ольга собралась на несколько недель к родителям, близнецы отправляются с ней. Но Аркадий не может поехать, как раз сейчас нашелся новый клиент, и сын занят на процессе. Няня Серафима Ивановна наотрез отказывается сопровождать Зайку. Старушка до смерти боится самолетов. Одной с двумя малышами невестке просто не справиться, поэтому сопровождать ее предложено Мане.
– А лицей? – робко осведомилась я. – Занятия еще идут.
– Ерунда, – постановила Маня, – позвоню Оксане, она даст справку о болезни. Я же хорошо учусь, почему нельзя?
Что верно, то верно, в дневнике у нее нет даже четверок.
К тому же Олины родители вполне благополучные люди. У них роскошная дача на Днепре. Ар-кашка ездил в прошлом году к тестю с тещей, так потом два месяца не мог успокоиться, перечисляя блюда, которыми его потчевала Анфиса Леокадьевна: вареники, галушки, деруны, пампушки… Маня только завистливо вздыхала.
– Ладно, поезжай, все равно до конца учебного года всего ничего осталось.
– Мусечка, ты – чудо! – завопила дочь и понеслась собирать чемодан.
Оля вздохнула:
– Маруське отдам Ваньку. Он орет так же громко, как она, пусть в самолете друг друга перекрикивают.
. Мама вот все убивается, что нельзя хоть одного внука к ней прописать. Разные государства теперь, а кому…
Но я уже перестала ее слушать. Прописка! Интересно, кто был прописан в квартире у Светланы? На суде этот щекотливый вопрос просто обошли стороной. Нигде в деле не упоминался таинственный жилец. Кто он или, может, она? И куда дели человека, в бомжа превратили? Почему же не сопротивлялся? Нет, надо срочно узнать подробности. Но сначала позвоню Вике Пановой.
Алкоголичка сразу схватила трубку, очевидно, ждала звонка.
– Согласна, – затараторила она, – будь по-вашему. В конце концов, справедливость должна восторжествовать.
Вот и чудненько, и деньги получит, и будет считать себя борцом за истину. Я велела пьянчужке ждать. Панова послушалась и, очевидно, с утра не брала в рот ни капли. Она даже попыталась навести марафет, потому что покрыла руины, когда-то бывшие лицом, толстым слоем тональной пудры. “Мерседес” привел свидетельницу в восторг.
– Небось копейки не считаешь, – констатировала она, устраиваясь на сиденье.
У нотариуса мы тщательно записали ее показания, поставили на каждой странице подпись и печать. Когда тоненькая папка оказалась у меня под мышкой, я дала Вике доллары и доставила свидетельницу домой. Не успела выйти из подъезда, как запикал пейджер. “Альберт Владимирович ждет к трем”.
Я взглянула на часы – 14.45. Думают, что в моем распоряжении самолет? “Мерседес” сына повиновался не слишком охотно. Ладно, Аркашка уехал на три дня в Питер, авось не узнает, что мать пользовалась автомобилем. Кеша – человек нежадный и охотно разрешает брать у него все, что угодно. Даже когда Маруся подселила к нему в компьютер виртуальную овцу, которая принялась носиться по файлам, спать, жрать и какать на документы, он спокойно сказал:
– Ты не права, Манюня.
Он вообще невероятно спокойный, вывести его из себя удается только мне. И один из поводов – “Мерседес”.
– Не разрешаю пользоваться всего двумя вещами, – сообщил сын домашним, – “Мерседесом” и женой.
Именно в таком порядке – сначала упомянул машину, затем Зайку. Ольга потом несколько дней дулась. Приятно ли, когда тебя считают вещью, и уж совсем нехорошо стоять в списке после дурацкой таратайки. В обычное время ни за что бы не посягнула на сакральную тачку, но ведь “Вольво” утащили эвакуаторы, и нет свободного времени, чтобы забрать несчастный автомобиль.
Начавшийся вчера дождик не собирался затихать. Дорога блестела лужами, я поднажала на газ, понимая, что безнадежно не успеваю к назначенному часу. Не то чтобы боялась академического гнева, просто не могу опаздывать. Раз ведено быть в 15.00, значит, обязана приехать не позже одной минуты четвертого.
Дурацкая привычка к точности служит замечательным поводом для издевательств со стороны домашних. Они хихикают, видя, как я прихожу на вокзал за час до отхода поезда, веселятся от души, когда мать усаживается перед экраном в ожидании новостей за полчаса до-начала программы. Эта гадская привычка особенно мешала в молодости. Так и не научившись наступать на горло пунктуальности, и являлась на свидания минут за пятнадцать до навинченного срока. Представляете картину? Кавалера нет, а замерзшая дама подпрыгивает на снегу. Чтобы не выглядеть глупо, пряталась в ближайшем укрытии, наблюдала приход своего Ромео и, подождав для важности минут пять, гордо выплывала из-за ларька “Союзпечати”. Опоздала бы и все, ну что может быть проще? ан нет, какая-то сила каждый раз выталкивает из дома заблаговременно.
Вот и сейчас я неслась с предельной для меня скоростью – почти шестьдесят километров в час. Вдруг впереди словно по волшебству возник багажник “Жигулей”. Холодея от ужаса, я прыгнула всем телом на тормоз. “Мерседес” встал как вкопанный. “Жигули” преспокойненько укатили вперед, не подозревая о грозившей им опасности. Зато сзади раздался стук и гневный женский крик. Полная дурных предчувствий, я вылезла из автомобиля и увидела, что в багажник Кешкиного любимца въехал старенький “Опель”, примерно 80-го года выпуска. Рядом бесновалась прехорошенькая девчонка, чем-то похожая на Зайку: стройная, с длинными ногами и чудными белокурыми волосами.
– Это вы виноваты, – завопила она, размахивая руками. – Кто же так тормозит? Вот разбила свою новую машину.
– Почему новую? – глупо осведомилась я, разглядывая старичка-“0пеля”.
– Не всем же на “шестисотых” раскатывать! – взвизгнула девица. – Купила себе тачку всего два месяца тому назад.
Я наклонилась, чтобы оценить ущерб. Парадоксальным образом трагедии не произошло. У “Опеля” всего лишь разбита фара, у “мерса” – габаритный фонарь. Но Кешка все равно убьет меня!
– Не умеешь ездить – не садись, – верещала девушка.
Я поглядела на часы. Так, ровно три. Опоздала. Девчонка продолжала исходить злостью: