Когда Любовь Анатольевна узнала о состоявшейся женитьбе, то каким-то чудом ухитрилась прилететь вместе с мужем в Москву. Надеялась затеять судебный процесс и признать брак недействительным. 17 февраля Андрей выехал на “Волге” в Шереметьево, чтобы встретить родителей. Дорогу покрывала сплошная ледяная корка, плотный туман опустился на шоссе. Обозленная Любовь Анатольевна накинулась на сына прямо в машине. Тот занервничал, не справился с управлением, и тяжелая “Волга” на приличной скорости влетела в какую-то плиту. Как раз в этот день ремонтировали мост, и Андрей в пылу скандала просто не заметил знак, приказывающий ехать другой дорогой. Старшие Федоровы скончались на месте, сын получил тяжелую травму позвоночника и превратился в абсолютно беспомощного инвалида. Кое-как двигались руки, но сидеть парень не мог даже в инвалидной коляске. Со дня свадьбы прошло меньше недели. Андрей так и не вернулся домой. Сразу после больницы Света свезла его в специальный дом для инвалидов.
– Удивительная девушка оказалась, – изумлялась старуха, – устроила мужа в приют и просто вычеркнула из жизни. Ни разу не приехала его навестить, потом оформила развод и сразу выскочила замуж за Валерия. Родился Игорек, и об Андрюше просто забыли, словно он умер.
– Может, инвалид скончался, а вы не знаете, – заметила я.
Анастасия Николаевна вышла на секунду из комнаты и вернулась, неся довольно толстую пачку писем и открыток.
– Вот, – сказала она, – Андрюша мне пишет, последнее сообщение на 9 Мая пришло, так что жив и здоров, просто Светлана настоящая акула, без совести и чести. И ведь не стеснялась столько лет в доме жить, где ее почти все осудили. Хотя сейчас уже из старых жильцов почти никого не осталось.
Я поворошила открытки. Все, как одна, нацарапаны крупным неразборчивым почерком, адрес написан кем-то другим, скорей всего женщиной:
Зеленодольск, микрорайон Хомутово, интернат № 3.
Я вышла от приветливой Анастасии Николаевны и с наслаждением подставила лицо под мелкий дождик. Больше всего на свете хотелось залезть в душ и смыть прилипшую грязь. Значит, проданная квартира, единственное убежище бедняжки, вовсе не принадлежала Свете. Купили ее Федоровы, а женщина стала обладательницей жилплощади совершенно случайно. И потом, насколько знаю, четыре комнаты в престижном доме должны стоить больше 100 тысяч долларов, но хорошо помню, что Роману вменялась именно эта сумма. Нет, определенно следует отыскать секретаршу Славы Демьянова, и обязательно поеду в Зеленодольск, узнаю, почему Андрей Федоров согласился выписаться из квартиры.
Тут затрещал пейджер. Я глянула на окошко и похолодела: “Жду готовый перевод к восьми часам. Павловский”, Совершенно забыла о дурацкой статье!
Уже знакомая Зоя скучала за компьютером.
– Альберт Владимирович сказал, что вы к десяти утра приедете, – обиженно протянула она, – а сейчас почти пять!
– Простите, – принялась я извиняться, – но Павловский дал статью вчера поздно вечером.
Зоя молча выдвинула клавиатуру, и мы с ней принялись за работу.
Прервались только один раз. В дверь всунулся всклокоченный парень и сообщил:
– Слышь, Зойка, давай двадцать пять рублей.
– Зачем?
– Вике Пановой на похороны собираем, – сообщил юноша.
Зоя извинилась и вышла, потом, вернувшись, раздраженно сказала:
– Виолетта Сергеевна просто святая. Вика всех сотрудников лаборатории обзвонила, рассказала, что Павловские ее со свету сжили, отблагодарила за заботу. И смотрите, теперь Виолетта похоронами занимается, о могиле хлопочет, по-моему, даже поминки собирается устраивать. После всех гадостей! Удивительная женщина!
Зоя оказалась права. Дома у Павловских я застала бойкую грудастую даму в строгом костюме и с фальшиво скорбным выражением на лице.
– Дашенька, – обрадовалась профессорша, – входите, милая. Альберт Владимирович с минуты на минуту будет. Вот приходится заниматься грустным делом. Помните, говорила об одной бывшей нашей аспирантке, ну той, что спилась? Я кивнула.
– Скончалась вчера вечером, выпила слишком много, а родственников никого.
И она принялась слушать грудастую тетку. Та нахваливала товар.
– Гробики самые разные имеются на настоящий момент: красного дерева с шелковыми подушками, кедровые, палисандровые…
– Нет-нет, – быстренько вставила Виолетта, – слишком вычурно.
– Тогда изделие 12, простой деревянный гроб с обивкой из ситца.
– Бедно как-то, – опять осталась недовольна Виолетта.
– Сейчас покажу образцы, вы и выберете, – оживилась гробовщица и пошла в холл.
Я испугалась, что сейчас она начнет втаскивать в кухню всевозможные гробы, но оказалось, что у служащей есть альбом с фотографиями. Виолетта полистала страницы, и последний приют для Вики нашелся. Потом договорились насчет машины и грузчиков.
– Отпевать будете? – поинтересовалась дама.
– Нет, нет, – отрезала Виолетта, – сразу кремируем.
Сотрудница “Ритуала” защелкала калькулятором, и профессорша отдала ей внушительную сумму. Надо же, оказывается, она сострадательный человек и не жадная. Тут появился Альберт Владимирович, и меня призвали в кабинет. На этот раз я сама велела напечатать Зое в конце: “авторизованный перевод академика Павловского”. Алик добрался до последней строчки, глянул па “казанскую сироту” поверх очков и сообщил:
– Ну что ж! Недурственно, даже, скажу, просто хорошо. Если будем так работать, к декабрю станете кандидатом.
Окрыленная похвалой, я вошла в кухню. У мойки толклась Вера, перед ней лежала гора каких-то кульков.
– Слыхали? – спросила женщина. – Вика Панова до смерти облилась, нам ведено на поминки готовить. А я ее даже не знала, просто зло берет, кому такая благотворительность нужна?
– Виолетта Сергеевна очень добрая, – попробовала я усовестить девицу, – наверное, ей не хочется, чтобы Вику похоронили в общей могиле, знаете, сколько она сейчас денег отдала!
Девчонка фыркнула.
– У Пановой нашли почти тысячу долларов. И как только пьяница скопила такую сумму?! Родственников никого, вот Виолетта деньги забрала и теперь ими распоряжается. Она хитрущая, умеет добрые дела за чужой счет делать, ангелом прикидываться. И потом, какие ей хлопоты? Мы с Жанной и Кларой все приготовим, Зойка и Ленка уберут, а Виолетта только урожай соберет. А то, что мне надо было…