Ругался он на чем свет стоит, костерил неаккуратных приятелей. Машка, с испугу возвратившаяся домой только около десяти, тихо ликовала. Но когда совершаешь гадкие поступки, будь готова к тому, что найдутся свидетели твоих деяний.
Манюня робко села на кровать и тихонько спросила:
– Знаешь, да?
– Знаю, видела из окна.
– Не расскажешь Кешке? Он меня четвертует и отнимет мотоцикл!
Святая правда. Братец только и поджидает удобного момента, чтобы отнять у сестры дурацкую тарахтелку. Аркадий просто боится, что девочка попадет в аварию, и ей строго-настрого запрещено выезжать на шоссе. Носится Манюня только по проселочным дорожкам да во дворе.
– Ни за что не выдам, если…
– Хорошо, хорошо, – завопила понятливая Маруська, – можешь на меня, рассчитывать. Хочешь, стану запирать после твоего ухода комнату?
Станешь говорить, что спишь, а двери прикрыла от собак?
Заручившись поддержкой дочери, я побрела в ванную смыть грязь.
Утром пришлось пролежать в кровати до полудня. Домашние никак не хотели покидать дом. В конце концов, договорившись с Маней, вылезла во двор по садовой лестнице. Прокрадываясь почти ползком под окнами столовой, я услышала, как хитрая девчонка возвестила: “Мама легла спать, заперла дверь, чтобы собаки не лезли, и просила не тревожить, пока она сама не позовет”. Уже на остановке такси я обнаружила, что забыла дома включенный пейджер. Надеюсь, Кеша не станет вслушиваться в звуки, несущиеся из спальни!
Вчера Александр Михайлович изложил всю скудную информацию о Катюше, известную правоохранительным органам. Ничего нового. Таинственную медсестру не нашли, дело плавно пробуксовывает. Интерес для меня представлял только адрес детского дома, где воспитывалась Катюша, потому что сегодня я намеревалась посетить директрису.
Евдокия Семеновна Рудых совершенно не походила на добренькую тетеньку. Скорей – на бизнес-леди. Худощавая, подтянутая фигура, великолепная стрижка, дорогой полотняный костюм, купленный отнюдь не на рынке, а, вероятно, привезенный из-за границы. Легкий макияж, отличные духи и строго-надменное выражение лица.
– Чему обязана? – весьма нелюбезно осведомилась дама.
Я принялась излагать басню. Родителей не помню, воспитывалась в Казани, в ужасном интернате, голодала. Теперь разбогатела, живу в Москве и хочу оказать спонсорскую помощь детскому дому. Подарить обделенным детям телевизор или музыкальный центр.
Глаза директрисы слегка подобрели, но она все равно строго спросила:
– Почему именно нам? Есть более нуждающиеся.
– Хочу, чтобы деньги, которые дам, истратили на детей. В вас я уверена, в других нет.
– Приятно, конечно, когда тебя считают честным человеком, – усмехнулась Евдокия Семеновна, – но почему уверены именно в моей порядочности?
– В интернате провела детство моя хорошая знакомая – Катя Виноградова. От нее и информация.
Директриса сняла очки и улыбнулась. Парадоксальным образом улыбка прибавила ей лет. Возле глаз собрались морщинки-лучики, и стало понятно, что возраст у бабы Дуси солидный.
– Катенька! Светлый, чистый ребенок, никогда ни о ком плохого слова не сказала. Что-то давно не заглядывает. То раз в месяц прибегала, а теперь нет.
Ужасно, конечно, но последнее время приходится сообщать милым людям злые вести.
– Катя погибла.
Рудых охнула и переспросила:
– Умерла? Но вроде врачи обещали полное излечение.
Так же, как Натэлла, Евдокия Семеновна не могла и предположить, что Катюшу убили. Пришлось посвятить директрису в детали происшествия. Рудых не стала хвататься за капли, только побледнела слегка и спросила:
– Зачем пришли? Так понимаю, что гуманитарная помощь – просто предлог?
– Нет. С удовольствием подарю сиротам то, что вы скажете. А еще хотелось узнать о родителях Катюши, как она попала к вам?
Евдокия Семеновна потянулась за сигаретой.
– В наш интернат дети приезжают, когда им исполняется три года. Почти у всех воспитанников есть живые родители или какие-нибудь родственники. В основном это матери, лишенные родительских прав: алкоголички, уголовницы, несовершеннолетние. Поэтому мы не можем отдать бедных мальчишек и девчонок в приличные семьи для усыновления или удочерения. Получается: родителям дети не нужны, но и сиротами не считаются. С Катюшей другой случай.
16 марта 1959 года нянечка Дома малютки Екатерина Михайловна Краснова пришла на работу, как всегда, к восьми утра. На крыльце женщина обнаружила картонную коробку, из которой несся писк. Решив, что кто-то подбросил в приют новорожденных котят, няня открыла крышку и обнаружила внутри младенца. На крик Красновой прибежали сотрудники. Ящичек с находкой внесли внутрь, размотали тряпки и поняли, что подкидыш – девочка. Вызванная милиция завела уголовное дело, но преступную мать не нашли.
– Скорей всего, – вздохнула Евдокия Семеновна, – родила несовершеннолетняя девчонка. Там в двух шагах общежитие ткацкой фабрики, на ткачих и погрешили, но не сумели обнаружить родившую. Еще оказалась порядочной, замотала в тряпки и к Дому малютки подбросила. Другие придушат – и на помойку, а здесь рука убить не поднялась.
Девочку назвали в честь нашедшей ее няни – Катей, а день рождения определили ей – 16 марта.
– Почему фамилию дали – Виноградова?
– Там завхоз работал – Максим Виноградов, вот у него и “одолжили”, вместе с отчеством.
Когда Катеньке исполнилось десять лет, ее захотела удочерить бездетная пара. Но девочка неожиданно отказалась.
– Буду искать родную маму, – серьезно заявила она директрисе.
Евдокия Семеновна уговаривала ребенка согласиться, объясняя, что в новой семье будет лучше, сытнее. Однако Катюша стояла на своем. Рудых еще раз обратилась в милицию и затребовала копию когда-то заведенного дела. Но найти женщину, подарившую Кате жизнь, оказалось невозможно.
– Наверное, все бумаги уже уничтожили, – вздохнула я. – Сколько лет прошло!
Евдокия Семеновна включила компьютер.
– Я, как Плюшкин, сохраняю всякие ненужные вещи, никогда не знаешь, что пригодится. На экране высветился листок. “Я, сержант Горелов, в присутствии понятых…” Рудых сказала довольным голосом:
– Пожалуйста, можете ознакомиться, только там совсем мало сведений.