– И не говорите, – начала Антонина Максимовна. Но тут раздался легкий скрип, и в тесную гостиную вдвинулись две огромные московские сторожевые. На спине одной восседала сопливая девчонка лет трех. Другая собака держала в зубах, словно щенка, существо в памперсах. Я испугалась.
– Боже, она сейчас искусает ребенка!
– Никогда, – твердо сообщила бабушка, – Рекс абсолютно безобиден. Видите, держит за маечку.
В этот самый момент кобель разинул пасть, и младенец с громким стуком плюхнулся на пол, но не заревел.
Очевидно, подобный способ передвижения был ему не в новинку. Собаки, шумно вздохнув, легли на пол, полностью закрыв свободное пространство.
– Сегодня не так жарко, как вчера, – констатировала Антонина Максимовна, – пойдемте чайку глотнем. Знаете, любому гостю рада. Сижу целыми днями одна с детьми, поговорить не с кем.
Переступив через собак, мы двинулись в кухню. Там обнаружился мальчик, самозабвенно выковыривающий из кастрюльки куски холодной каши. На столе теснились грязные тарелки с недоеденной картошкой и чашки с недопитым чаем.
Хозяйка сгребла остатки на одно блюдо, поставила его у мойки и крикнула:
– Чанг, Рекс!
Собачищи пригалопировали на зов и, отталкивая друг друга задами, принялись жрать картошку. Откуда ни возьмись появилась беременная кошка и плюхнулась на стол прямо передо мной.
– Тяжело, наверное, с таким хозяйством в маленькой квартире, – посочувствовала я.
– Ой, – махнула рукой Рогова, – одуреть можно. Ведь две комнаты всего.
– Зачем же столько детей?
– И я так думаю, только зять верующий, аборты делать не разрешил.
Да, судя по количеству отпрысков, зятек не очень соблюдает посты.
– Вам бы площадь побольше…
– Конечно, знаете, даже начала обмен искать. И квартиру смотреть ходила чудесную. Целых четыре комнаты в тихом районе, а проживает в них только одна женщина. Да не сговорились.
– Что так?
– Денег у нас нет. Зато у зятя дом в деревне шикарный – два этажа. Правда, продать не можем, там бабка прописана. Думали найти приличных людей, оформить на них дарственную и поменяться квартирами. Бабка на ладан дышит, не сегодня-завтра помрет, выгодное дело. Только этой Пановой деньги требовались. Дача ей ни к чему. Вот уж странная женщина.
– Почему?
– Алкоголичка. Я сразу поняла, как вошла. Квартира хорошая, но запущенная. И потом, представляете, сидим с ней разговариваем. Вдруг Виктория хватает трубку, набирает номер и буквально орет: “Думали меня со свету сжить! Не вышло! Лучше вашего живу, не нуждаюсь и на работу сейчас устроилась. Взяли старшим экономистом, зарплата пять тысяч. Вот сейчас начальнику слово дам…”
Панова сунула ничего не понимающей Антонине Максимовне телефон и зашептала:
– Скажи, скажи, что ты директриса и берешь меня в отдел.
Растерявшаяся Рогова взяла трубку и промямлила:
– Я, это, начальница. Принимаю Панову.
– Чудесно, милочка, – ответил приятный женский голос, – только имейте в виду, что Вика законченная алкоголичка и доверять ей нельзя. Кстати, как называется ваша контора?
Антонина Максимовна не нашлась что ответить, но Вика выхватила аппарат и завопила:
– Не надейся, не скажут название. Пусть драгоценный Алик поднимет академическую жопу и поищет, где я работаю.
С этими словами Виктория шлепнула трубку и удовлетворенно сказала:
– Ну, все. Теперь спать перестанут, аппетит потеряют, начнут разыскивать, куда пристроилась. Вот умора!
Разыгранная сцена напугала Рогову. Панова выглядела абсолютно сумасшедшей. Красные, воспаленные глаза, бледные, до синевы опухшие щеки, речь бессвязная, торопливая. К тому же странная женщина опрокинула в себя стакан какого-то пойла и принялась дымить. Антонина Максимовна поспешила откланяться.
– Ну ее в баню, – пояснила она мне, – свяжешься с такой, поменяешься, а ей в голову моча ударит. Еще судиться начнет.
– Мама, – раздался из прихожей робкий голос, почти шелест.
– Петюша пришел, – обрадовалась собеседница. В кухню вполз мелкий, рахитичный мужичонка с намечающейся лысиной. На нем гроздьями висели дети и кошки.
– У нас гости? – робко полуспросил вошедший.
– Да нет, – отмахнулась теща, – из поликлиники заглянули.
Поняв, что больше не интересую хозяйку, я, переступая через детей, собак и кошек, двинулась на выход.
По дороге домой, тихо подремывая в такси, размышляла. Живут же люди! Сама люблю детей и животных, но у Роговых явный перебор. И где они помещаются ночью? Скорей всего бабуля спит в ванной.
Остановив из конспирации такси на площади, я потопала к дому и налетела на Аркадия. Сын покупал в ларьке сигареты. Вот уж не повезло! Но вопреки ожиданиям, Кеша не начал ругаться.
– Ладно уж, – пробормотал “Перри Мейсон”, – все равно дома тебя не удержать. Только машину не бери. Женька звонил и пугал, если руль крутить – шов разойдется.
Полная негодования, я внеслась в дом и позволила приятелю. – Ты зачем рассказываешь Кешке глупости?
– Мое дело предостеречь, – ответил эксперт.
– Ну погоди, будет еще на моей улице праздник, попросишь у меня совета, собачник фигов. Мне придется ездить на такси, ну какой противный у тебя язык.
– Чья бы корова мычала, – вздохнул Женюрка. – Зачем наговорила глупостей соседям?
Выяснилось, что Лиля, Женькина супруга, попросила муженька заехать на рынок. Тот покорно зарулил в мясные ряды и купил для собак печенку. Лилька не разрешает курить в квартире. Поэтому усталый Евгений сел на лавочку возле подъезда. Болтавшие о чем-то старушки разом замолчали и уставились на пакет. Потом одна довольно строго спросила:
– Что у вас там, Евгений Степанович?
– Печенку собачкам несу, – спокойно ответил приятель.
– Безобразие, – возмутилась бабулька, – просто противно рядом с вами сидеть!
Ничего не понимающий эксперт уставился на грозных соседок. Но тут на беду Лилька вывела йоркшириц на прогулку. Лиззи и Карлотта принялись носиться по двору. Внезапно одна из бабок заметила, что ее внучок гладит собачку.
– Отойди немедленно, – заорала старуха, – они их человечиной кормят!