Лилька с мужем онемели. Запихнув пакет под скамейку, Женька приступил к допросу сплетниц. Минут через десять ситуация прояснилась. Бедный эксперт тряс перед обалдевшими бабами куском печени и взывал к благоразумию:
– Ну посмотрите сами, может у человека быть такой орган?
Старушки помялись, потом одна, самая бойкая, заявила:
– Ох, Евгений Степанович, никогда в мертвеца не заглядывали. С виду как коровья, а там, кто знает. Вы уж нас простите, но выводите собачек только тогда, когда детей нет. А то вдруг ваши людоедки на ребятишек кинутся!
Приятель вздохнул и пошел домой, аккуратно неся капающий пакет. Поэтому его звонок к нам с сообщением о подстерегающей меня опасности можно считать местью.
Тихо хихикая, я пошла в столовую попить чайку. Ну кто мог подумать, что глупая шутка даст такой эффект!
В среду утром, забрав готовый перевод, отправилась к Павловским. Альберт Владимирович полистал страницы и не слишком довольным тоном отметил:
– Почему через полтора интервала напечатали? И шрифт какой-то дурацкий выбрали, с наклоном. Я к такому не привык. Прежде чем печатать, следовало узнать, как это делать. А теперь придется мучиться.
Академик зудел и зудел. Меня слегка замутило. Представляю, до чего профессор доводит подчиненных. А я еще считала, что наша заведующая кафедрой сволочь. Да Анна Михайловна просто милейшая дама! Максимум, что она себе позволяла, – взвалить на какого-нибудь крепкого студента сумку с курсовыми работами.
– Ладно, – смилостивился Альберт, заметив, что жертва потеряла рефлексы, – ступайте к Виолетте Сергеевне, да не волнуйте бедняжку, опять давление двести.
Несчастная гипертоничка уютно устроилась за столом и вкушала кофе с мороженым. В который раз подивившись странной диете, я робко промямлила:
– Здравствуйте.
– Деточка, – запела Виолетта, – славненько, что заглянули. Все продукты на исходе…
Знаю, знаю, Светочка больна, а у самой Виолетты кружится голова, и мне предстоит тащить из магазина баулы, набитые продуктами, совершенно не подходящими для больных. Ну скажите, можно с повышенным давлением трескать икру, миноги, мясо и выпивать литры сока? Всегда считала, что лучше овощи и геркулесовая каша. Слава богу, хоть жара прекратилась. Набежали тучки, подул свежий ветерок, и в секунду на улицу обрушился совершенный потоп. Вода хлестала, как из брандспойта. Постояв пару минут в подъезде, я поднялась к Павловским. Дверь открыла Зоя, очевидно, печатавшая что-то для Алика.
– Уже вернулись? – удивилась она.
– Еще не ходила, ливень жуткий. А вы здесь давно? Заходила в кабинет и не заметила вас!
– Окна в спальне мою, – пояснила Зоя, – Альберт Владимирович любит, когда стекла блестят.
Я пошла на кухню. Конечно, профессорша будет недовольна, но не бегать же под проливным дождем. Виолетта говорила по телефону:
– Как страшная?
Очевидно, абонент переспросил, потому что профессорша повторила слабым голосом:
– Меня интересует страшная…
Потом, выслушав ответ, повесила трубку и злобно глянула на меня.
– Быстренько смотались…
– Дождь идет, выйти невозможно.
– Ерунда, вода не огонь, сейчас дам зонтик. И, пожалуйста, не задерживайтесь. Скоро Жанночка придет обед готовить.
Мне сунули в руки весьма потасканный, допотопный зонтик и выставили на улицу. По счастью, проливной ливень прекратился, сверху падали отдельные капли. Но на тротуарах разлились необъятные лужи, настоящие моря. Стоило начать двигаться по направлению к рынку, как грязная вода тут же. залилась в босоножки. Пальцы моментально заледенели, и правую ступню свело судорогой. Ну совершенно не переношу холод. Даже в жарком Тунисе июльское море казалось мне прохладным, а тут московская лужа!
Кое-как доковыляв до уличного кафе, плюхнулась на шатающийся стульчик и затребовала чашку кофе. Напиток подали сразу, и он оказался таким вкусным и крепким, что я с уважением посмотрела на барменшу. Та улыбнулась в ответ.
– Хороший кофе.
– Спасибо, приходите еще.
Тут занавеска, прикрывающая дверь на кухню, заколыхалась, вышла девчонка лет пятнадцати и прогнусила:
– Ма, дай денег.
– После обеда, сейчас нет, только вот дама зашла, больше никого с утра.
– Ма, ну дай, – продолжала ныть капризная девица, явно пропускавшая сегодня школу.
Хорошо, что Маруся никогда себя так не ведет. Жизнь в Париже сильно подействовала на дочку. Ее одноклассницы из престижного дорогого лицея, сплошь дочки более чем состоятельных французов, перед первым уроком всегда снимают в раздевалке колготы и надевают носочки или гольфы. Увидев в первый раз подобную процедуру, дочка изумилась и спросила у Мари – зачем она это проделывает.
– Колготки такие дорогие, – вздохнула подружка, – только на стул сядешь, раз – и порвались. Ну не покупать же каждый день новые?
Между прочим, папа Мари – совладелец заводов “Рено”. Просто скопидомство у французов в крови.
Девица продолжала выклянчивать у матери деньги. Я вмешалась:
– Хочешь заработать?
– Ну?
– Сходи в универмаг, купи носки и туфли тридцать восьмого размера. Любые, только без каблука и не матерчатые, а кожаные. Сдачу оставишь себе.
Девочка схватила купюры и унеслась, как торнадо. Я стащила босоножки и пошевелила грязными пальцами. Придется натягивать носочки на черные лапы, помыть негде. Представляю, что сказал бы брезгливый Кеша, увидев, как мать засовывает измазанные лапы в баретки. Хотя, если вспомнить его визит к педикюрше! Я тихонько хихикнула.
Год тому назад сын начал хромать. На ступне образовалась довольно большая мозоль, мешающая при ходьбе. Мы с Зайкой велели ему сходить к педикюрше.
– Что я, гомик? – возмутился сынок. – С ума сошли, представляете меня с красными ногтями на ногах?
Ольга втолковала мужу, что педикюр – это не только и не обязательно крашеные ногти. В конце концов Аркадий согласился. Зайкина педикюрша Леночка – очаровательное существо лет двадцати. Кеша испытывал некоторые неудобства при мысли о том, что девушка станет хватать его за голые пятки. Поэтому он тщательнейшим образом вымыл ножки и чуть ли не надушил ступни сорок пятого размера. К тому же вытащил из шкафа совершенно новую, ненадеванную пару черных носков, напялил их и порулил на экзекуцию.