– Глядите. Сергей Юрьевич тут всю жизнь трудится. Положительный, опытный водитель. На него ни одной жалобы за все годы не поступало. Так что советую получше расспросить лифтера. Может ваш свидетель был пьян? И притом, какие собачники могли видеть мусоровоз? Машина приходит около пяти утра. Они что, по ночам гуляют?
Я изобразила замешательство.
– Ну…
– Вот и ну, – довольно сообщил хозяин, пряча в кошелек хрусткую купюру, – наши сотрудники тут ни при чем. Советую хорошенько подумать, прежде чем идти в суд.
– Вам это не сойдет с рук, – грозно заявила я и ушла,
Удивительно, но пейджер молчал. Ничего, скоро понадобится купить продукты, пропылесосить квартиру, и про “аспирантку” вспомнят. Я же пока должна довести дело до конца. “Вольво” тихо катила к Пушкинской площади. Валентина Никаноровна из приемной ГУИНа, вот кто мне нужен в первую очередь.
Милая женщина внимательно выслушала рассказ.
– Интересные факты, в особенности об этом мерзавце, следователе Искандере Даудовиче. Вот что, изложите все на бумаге, потребуем пересмотра дела. А пока могу посоветовать прекратить частный розыск. Как правило, такие инициативы плохо заканчиваются.
– Значит, Рому можно освободить? Валентина Никаноровна развела руками:
– Только по решению суда.
– Но он не виноват!
Начальница приемной ГУИНа вздохнула.
– Я не могу приказать, чтобы его отпустили. Да, ваши материалы кажутся мне интересными, но этого мало. Могу пообещать только одно: если суд оправдает парня, освободят его в тот же день.
Я выскочила из ГУИНа и понеслась к Женьке домой. Земля просто горела под ногами, азарт добавлял в кровь адреналин. Ну погоди, академик, любитель вкушать плоды чужого труда, скоро небо с овчинку покажется!
Женюрка впустил меня в тесную прихожую и довольно сердито процедил;
– Глаза б на тебя не смотрели.
– Ладно, кончай злиться, где дневник? Приятель протянул вожделенную тетрадочку. Я схватила, раскрыла обложку и обомлела: “Образование простого прошедшего времени”.
– Это что?
– Контрольная по французскому языку.
– Мне она зачем?
– Тебе, и впрямь, не нужна, а вот дочке моей очень пригодится. Садись, пиши.
– Ну, Женечка, котик, – заныла я, суча ногами от нетерпения, – дай сначала дневничок почитать.
– Нет, – спокойно возразил эксперт, – отрабатывай конфету. Могу кофе сварить.
– Лучше чай, – вздохнула я, помня, какую бурду выдает Женюрка за благородный напиток, -
Причем из пакетика, потому что готовишь отвратительно. Наверное, из жадности кладешь одну чайную ложку заварки на три литра воды. Приятель довольно улыбнулся.
– Можешь злиться сколько угодно, но дневник получишь только в обмен на контрольную. Хочешь, домой забирай, завтра привезешь.
Ну уж дудки, я уселась за детский письменный стол и с тоской оглядела поле работы: двенадцать вопросов!
– Не забудь примеры написать! – крикнул заботливый папаша. – По четыре штуки на каждое правило.
От души проклиная преподавателей, задающих студентам такие огромные задания, принялась за работу. Примерно через три часа поставила последнюю точку и утерла потный лоб.
– Все сделала? – недовольно осведомился Женька. – Больно быстро. Ты там ничего не напутала?
– Сам печень с почками не перепутай, – огрызнулась я, выхватывая у него из рук вожделенный дневник.
– Грубиянка, – вздохнул Женюрка. – Между прочим, оцени: не настучал Александру Михайловичу о твоей дурацкой просьбе.
Я сунула дневник под мышку и достойно ответила:
– Расскажи полковнику, что помог расшифровать записи, и посмотри, что он тебе ответит!
Женюрка не нашелся, чем парировать, и остался на пороге с раскрытым ртом. Я плюхнулась в “Вольво” и дрожащими от возбуждения руками принялась листать страницы. Хорошо, что поздней весной темнеет рано, потому что от увлекательного чтения оторвалась только к девяти вечера.
На первой странице неизвестный мне сотрудник дал объяснения. Шифр оказался детским: просто поменяли местами гласные и согласные буквы. Мягкий и твердый знак, ы, ц, э – заменили цифры. Очень просто, но эффективно. Любопытствующий не прочтет, профессионалу потребовалось десять минут, чтобы разобраться. Наверное, основную работу проделал компьютер, потому что расшифровка напечатана явно на лазерном принтере.
Это был дневник любви. Лика описывала первую встречу с Валерием в Доме моделей, куда тот принес музыку для дефиле. Затем день за днем рассказывала о походах в рестораны, кафе, театры. Детально сообщала меню и программу спектаклей. Дальше начались сообщения о сексуальных радостях. Ненормальная девчонка описывала все, что они проделывали в кровати, не опуская никаких деталей. Целая страница посвящалась восторженному рассказу о теле любовника. Лика перечисляла родинки, бородавки и шрамы, словно патологоанатом, описывающий труп. Три летних месяца они посвятили исключительно постели. Рестораны и театры пошли побоку. Просто медовое лето.
Разногласия начались в конце августа. Валерий стал реже встречаться с любовницей, отговариваясь работой и неотложными делами. Потом сказал, что уезжает в командировку. В дневнике оказался десятидневный перерыв. Лике не хотелось описывать дни, проведенные без любимого.
Затем отчаянная, сумбурная запись, закапанная слезами. Лика случайно встретила Валерия в “Славянском базаре”. Он был с другой…
В голову ей приходят мысли о самоубийстве. “И когда В. увидит меня в гробу в белом платье невесты, он упадет на колени, зальется слезами, поймет, что потерял.
Но будет поздно, я уйду навсегда. Всю оставшуюся жизнь В. станет мучиться и переживать, он больше никогда не заведет любовницы. Я останусь для него вечно молодой, и остаток жизни В. проведет в воспоминаниях”.
Снова перерыв в записях. И ликующие строки, датированные девятым октября: “Позвонила В. Сказала, что жду ребенка. Пришел в восторг. Велел приезжать вечером десятого, поедем на неделю к его друзьям на дачу. Он любит, любит меня!!!”
Все, дальше шли пустые страницы. Ни разу в зашифрованном дневнике муж Светланы Павловской не был назван по имени. Только одна буква – В. Но глупая девчонка так подробно описала тело любовника, столь тщательно перечислила малейшие приметы, что проблем с идентификацией таинственного В. не будет.