— А кто тот бурильщик?
— Сейчас сами узнаете, — хохотнул Генка и продолжил: — Мы о том случае скоро все забыли. Волосы на голове верхового отросли. Но он помнил обиду и прощать не собирался.
— Ты короче. Что сделал он?
— У того бурильщика верховой заболел. И попросил он моего с ним вахту отстоять. Тот этого только и ждал. Тут же, как на грех, после этой вахты, все домой на выходные засобирались. Оделись почище. По-парадному. Чтоб не терять время на переодевание. Как назло, зимой дело было. Ну, начали они спуск. И мой верховой, выбрав секунду, подал «свечу» и в момент отпустил трос. Ну, труба, хоть и закручена, мигом в скважину пошла. Да как даванула на раствор! Весь сифон на бурильщика и сработал. Облило его глиной с ног до головы. Смотреть и то жалко. Одни зубы остались на лице. Куда уж ехать! Кое-как отмыли его из брандспойта да сушиться отправили. Бурить мне пришлось. Ну а тот бурильщик — мужик прижимистый. Увидел, что одежда его вся испорчена, поднял скандал. С верховым чуть не в драку. Мой говорит: мол, тебе свое купить можно, мне же новое пришлось наращивать. Дошло до начальства. Ну, нас от греха подальше на другую площадку перевели, чтоб вражда дальше не завела. Да только от крохобора того вся вахта ушла. Не стали с ним работать. Никто.
— А почему?
— Тряпки купить можно. Зачем скандалил? До начальства дошел. Меж собою утрясли бы. Тихо и мирно. Так ему наказать хотелось. А мой верховой наказания не требовал. А ведь с неделю после бензина распухший ходил. Этот же даже насморка не подхватил. Тряпок жаль стало. За ними — многое потерял. Ну, оплатил ему мой верховой весь ущерб, а вахта отказалась от бурильщика. Пришлось на пенсию уйти.
— А! Ты вон о ком!
— Да!
— Где ж верховой тот?
— Теперь сам бурильщиком работает, — похвалился Генка.
— Да, жизнь у нас такая, что друг другу все уметь прощать надо. Не знаешь ведь, что будет в следующую минуту, — вздохнул Беспалов.
— Жизнь — как жизнь. Не хуже, чем у других. Вон геологам куда тяжелее. Все время в тайге.
Почти без выезда. Ни кино тебе, ни других развлечений. И работают не по сменам, как мы. С темна и до темна. Пока ноги носят. А часто ли доброе слово слышат? Нет, нам куда как легче, — проговорил Пинчук.
— Что верно, то верно. Тяжело им. Но и то сказать, мы вон — от скважины ни на шаг в любую погоду. Нажал кнопку — и спина в мыле. Они ж так физически не вкалывают. Рыщут по тайге. А получают больше нас, — вздохнул буррабочий Беспалова.
— Чему завидуешь! Длинный рубль увидел? Пойди к ним. Посмотришь, что почем.
— А чего тут смотреть? Скважину мы бурим. Коли есть в ней что — это наше. При чем тут геологи?
— Темнота дремучая! А ты места нефтеносные сам по себе находишь? Или как? — не выдержал Пинчук.
— Так бурили — мы! Это ж основное! Значит, без нас геологи, как без рук.
— А мы без них, словно без головы, — оборвал буррабочего Беспалов.
— Все ж интересно, даст что-нибудь эта скважина или нет, — не выдержал Генка.
— Я думаю, ничего не будет. Уж больно она спокойно себя вела. Как теленок. Раствор всего один раз обрабатывали. Да и то баритом. Утяжелили — и все. А остальные параметры не изменялись. Сам знаешь, если нефть и газ есть, они не только удельный вес раствора изменяют. А и водоотдачу, и корку. Да и статическое напряжение сдвига. Тут же… Ни черта! Верно, и вправду панику подняли. Наверное, попала солярка в раствор по случайности, — махнул рукой Беспалов.
— Черт-те что городишь! Ну как солярка могла попасть в раствор? Это же исключено.
— Лаборантка экспериментировала. А возможно, мазут с труб. Кто знает! Только нефтяные скважины не ведут себя так. У меня на них особое чутье. Сколько на счету имею! Эта — пустая. Сердце чует, — сказал Пашка.
— А что ж ты орал тогда в будке — нефть?! Когда этот ученый подсказал. Бегом к желобам кинулся.
— Общей панике поддался.
— Это ты? Да не трепись. Ты этого раствора тогда не только нанюхался, но и нажрался. Все на язык пробовал. Есть нефть или нет. Не меньше ведра слопал одного раствора. Ну, а моя вахта уже сама не лезла. За тобой наблюдала. Решили: если тебя стошнит — нет нефти. А обойдется — есть нефть, — улыбнулся Пинчук.
— Ну и как ваши наблюдения?
— А ничего! Переварил ты растворчик! Знать, утроба твоя премиальные почувствовала. Кто ж от такого блюет? От солярки ты б всю площадку изгадил.
— По себе судишь? — подначил Пашка.
— При чем тут я? — не понял Генка.
— А при том, что ты раствора так нанюхался, что неделю жрать не мог. А потом очухался и дорвался. Всем на беду.
— Я-то ладно! А вон твои в растворе чуть не купались. Пленку эту собирали и поджигали. Забыв, что она от воды не отделена. Так кожу ею мазать стали. Покраснеет или нет.
— Мои что? А ты-то хорош. Со страху, что газ в растворе, сам курить перестал и своим запретил. Чтоб не взорваться. Ну а нутро и взбесилось. Уши без курева у всей твоей вахты пухнуть стали. Столько мук перенесли неизвестно за что. Еще не знаем, будет иль нет, а урон здоровью причинили. И кличку вы получили, — смеялся Пашка.
— Какую?
— Лопоухие!
— Ладно, умники! Мы хоть из осторожности не курили. А вы чуть пленку увидели, тут же отводы стали копать к запасным емкостям. А тоже — будет или нет…
— Ну ладно вам. Чего спорите? Нет дыма без огня. Была пленка — значит, что-то есть. А если пустая — ни черта бы не показала. Будет — всем хорошо. Премию получим. Кому она лишняя? Ну а не даст ничего — что ж, пойдем на другую площадь. Тоже не впервой, — вздохнул пожилой помощник бурильщика из вахты Беспалова.
— А тебе зачем деньги? Всю жизнь на буровой. Иль мало получал? Наверное, сберкнижка уже трещит. Это нам нелишнее. А старикам к чему? — спросил его Генка.
— Не себе. Мне уж, и верно, ничего не надо. И то сказать, неплохо жил. Сытно ел, дом — полная чаша. Жаловаться не на что. А вот сыновьям помочь хочу. Им надо. Одному дом купили. Теперь мебель нужна. Второй квартиру имеет, но хочу и его порадовать — машину купить. Сюрприз будет. Память. Может, и не нужна она ему. Но все ж не хуже, чем другие, он у меня. Пусть и это имеет. Как настоящий начальник. Глядишь, когда-нибудь внуков в выходной покатает.
— Он бы лучше тебя на той машине на буровую возил. Чтоб не мучился ты с нами в дежурной машине, в холоде.
— Зачем? К чему выделяться? Всю жизнь ездил, как и все. Ни к чему такие фокусы мне. Сын — начальник. Зачем я его по пустякам беспокоить стану?
— Сам бы пусть заработал! Не велик барин.
— Эх, Генка, свой сын для каждого дорог. Да и где сам осилит такую покупку? Ведь трое детей. А на голом окладе что выкроишь? Вот и помогаю. На то и отец я! От детей не помощи жду. Радости. Вот и хочу им подарки делать, пока жив. Кто ж, кроме меня, им поможет?