– А-а-а-а! – кричала я, пока Володя, очень смешной в синей безразмерной стерильной одежде, бегал вокруг меня и опрокидывал медтехнику.
– Ей надо помочь! – кричал он в пустой, гулкий коридор. Медсестры приходили к нам редко и в основном, только чтобы молча чем-нибудь меня уколоть, после чего закономерно делалось хуже. Но Володя был настойчив, ему даже удалось привести самого врача.
– Да! Мне надо помочь! – не возражала я. – Меня надо выключить. Дайте марафету!
– Обезболивание делать поздно, – радостно поведала нам доктор. – У вас уже почти полное раскрытие.
– Тогда можно мне в душ? В воду родить? Где у вас тут вода? – металась я. Вела я себя, мягко скажем, неадекватно. Но те, кто сам рожал, меня поймут. Это самое незабываемое, самое неповторимое событие в жизни, которое никто по доброй воле повторять бы не стал. Дураков нет.
– Вы можете попить минералки. Папаша, дайте жене водички, – посоветовала доктор и снова отбыла куда-то на неопределенное время.
– Я хочу наркоз, – плакала я, понимая, что выгляжу сейчас ужасно. Но ничего поделать не могла. Казалось, что мир разваливается на части, а рядом только побледневший, испуганный Владимир, не знающий, что же делать со мной теперь. Но наконец после всех панических приступов мы добились-таки того, что Анна Александровна вместе с еще одной акушеркой прочно засели у нас в комнате с часами, какими-то трубками и газеткой анекдотов. Видимо, дело шло к своему логическому концу. Мне казалось, что я умираю, но доктор была спокойна. Более того, она успокоила даже Володю. Он сидел на третьем стуле, держа меня за руку, и слушал анекдоты из газеты. Анекдоты были так себе, в основном на тему мужа, вернувшегося из командировки. Я смотрела в потолок, уже не кричала, так как сил моих больше не было, но злилась.
– Хорошо вам? – спросила я, когда все они в очередной раз засмеялись. – А я умираю.
– Да что ты? – присвистнула доктор. – А мы и не знали.
– А у вас денег не будет. Ох, ну и бесчувственные вы чурбаны.
– Уверяю вас, у вас идет совершенно нормальный процесс. Все будет отлично.
– Нет, я умру.
– Дина, что ты такое говоришь! – прикрикнул на меня Володя.
– А-а-а!
– Что?!
– Плохо. Ненавижу всех! – снова закричала я, и на этот раз в глазах действительно потемнело. А дальше что-то происходило. Мне отдавали какие-то команды, я тужилась или думала, что тужусь. Я видела над собой глаза Володи, горящие огнем, и кто-то прикрикивал:
– Давай, девочка, давай! Еще немного. Все отлично, – а потом я смутно услышала что-то совершенно другое. Какой-то новый звук, которого до этой секунды вообще никак не могло раздаться на этой земле. Звук истошного вопля, примерно такого же, как орала еще минуту назад я. Только это кричал наш сын.
– Мальчик! – визжал от восторга Владимир. – У нас мальчик. Я люблю тебя, Динка!
– О, какая новость! – устало выдохнула я. Мне хотелось только спать, спать и спать. И еще немного есть. От борща бы я не отказалась. Но я заставила себя сосредоточиться и ответила: – Я тоже тебя люблю. Странно, правда?
– Да уж, – ответил он. А потом склонился надо мной и поцеловал в губы. И прошептал: – У нас мальчик. Сын. И знаешь, это самое лучшее, что только случалось со мной за всю мою длинную-предлинную жизнь.
– Правда? – удивленно посмотрела на него я. Хотя чего удивляться. Когда мне в руки дали новорожденного сына, когда я увидела это малюсенькое, сморщенное, но самое прекрасное личико на земле, я была полностью согласна – это лучшее, что случилось и со мной. За всю мою чуть более короткую жизнь.
– Я просто счастлива, – прошептала я.
– Знаешь, может быть, сейчас не совсем время, чтобы говорить об этом, но я хотел бы, чтобы мы все жили вместе, у меня дома. Я не хочу расставаться с вами больше ни на один день. Что насчет того, чтобы полностью переехать ко мне? – спросил Володя и взволнованно посмотрел на меня. Я привстала с кровати (что вызвало кучу стонов и охов, так это было непросто), заглянула ему в глаза и спросила:
– Ты уверен?
– В чем?
– В том, что ты действительно этого хочешь? Не только ребенка. Меня.
– О, Дина. Я же тебе сказал, – смущенно пояснил он. – Я уже какой месяц просто с ума схожу, я совершенно не мог представить, что ты все это так поймешь. Я просто жить без тебя не могу. Я просто не могу дождаться минуты, когда я сделаю с тобой все то, чего не позволял себе такое долгое время.
– Ты о чем? – нахмурилась я.
– Ну… о сексе! – развел руками он, стрельнул глазами и с готовностью протянул ко мне руки. Я на секунду замерла от удивления, а он счел нужным пояснить: – Ну, ты же говорила, что ты подумала, что я к тебе ничего не чувствую. Так я чувствую, еще как! Я хоть сейчас!
– Сейчас?! – бессильно откинулась на подушках я. – О да. Я поняла. Здорово.
– Я правда очень, очень тебя хочу.
– Отлично! – кивала я, улыбаясь во всю ширь уставшего орать рта. Хотелось сказать: непринужденно машем и тихо отходим на другой край поля. Какой секс, он что, с ума сошел? Да мне сейчас хочется залезть в машину со льдом и больше оттуда никогда не вылезать!
– Так ты переедешь ко мне? – уточнил он.
– Конечно, – заверила его я. – Больше всего на свете я мечтала покинуть квартиру под номером тринадцать. Навсегда.
– У меня квартира пятьдесят шесть. Подойдет? – обрадовался он.
– Отлично! – я подняла большие пальцы вверх. – Предел мечтаний.
– Так, роженице надо отдыхать, – на мое спасение, в палату зашла акушерка, и после некоторых уговоров, прощаний и поцелуев Владимир все-таки был выпровожен домой, на побывку, а меня свезли в палату, где еще двое таких же, как и я, мучениц за материнство лежали, стонали и передвигались мелкими перебежками от кровати до туалета.
– Марина, – представилась одна, со всклокоченными черными волосами.
– Ольга, – представилась вторая, маленькая и скрюченная от боли.
– Диана, – простонала я, и мы, как три раненых бойца, перемигнулись и принялись обсуждать всю нашу жизнь вдоль и поперек, потому что делать-то больше было, в общем-то, и нечего.
– Так вот, мой-то смотрит на нашу дочь, – рассказала Марина о том, как к ней пару часов назад заходил муж. – Дочь, между прочим, вторую, и говорит: «Ну что, когда третьего делать будем?» А я гляжу на него и думаю: оторвать бы тебе одно место. Чтоб делать нечем было.
– А мой-то считает, что его похмелье куда хуже и больнее, чем мои схватки! – гордо пожаловалась Ольга. – Подлец. Лучше бы принес мне плеер. Так нет, забыл!
– А мой, – задумчиво начала я, наслаждаясь каждым звуком слова «мой». – Честно говоря, мой тоже додумался, прямо на родах сказал мне: я тебя хочу. Как вам?
– Придурок! – хором протянули девчонки.