Этот день обещал быть счастливым и искрящимся, как конфетти, но все пошло почему-то не так… Самое обидное, что все пошло не так в тот самый момент, когда я уже практически села в машину, разодетая как на парад. На мне было мое любимое красное пальто, которое так идет к моим светлым голубым глазам, и черные сапоги на шпильке, правда, не на меху, а холодные, зато красивые. Багажник был забит пакетами с продуктами – их должна была привезти я, а на ручке задней дверцы висело праздничное черное платье. То самое маленькое черное платье, которое просто обязано быть в гардеробе каждой женщины. Десять утра, а я уже часа три как была на ногах. Конечно, краситься в такую рань не имело смысла, но я накрасилась – все-таки это первый наш совместный со Стасом праздник. Почти семейный. Новый год! Его я собиралась встречать в обществе своего… м-м-м… как же это сказать? Любовника? Нет, не совсем так. Молодого человека? Бойфренда? Какой же это бойфренд, если ему сорок один год. Мужа? Вот уж точно нет. Мы встречались уже несколько месяцев, и все это время Станислав старательно давал мне понять, что любовь – это не повод для взаимных обещаний или каких-то там обязательств, а я старательно делала вид, что с ним согласна.
– Черт, что ж такое?! – возмутилась я, заметив краем глаза, что чехол от платья все-таки свешивался наружу и цеплял землю. Я снова вылезла из машины, оставив ее греться с заведенным движком, и освободила платье. И вот, в тот момент, когда я захлопнула дверцу и снова села за руль, из-под пассажирского сиденья раздался голос Масяни.
«Возьми трубку, – тихонько начала она. Это были происки Ники, моей семнадцатилетней продвинутой дочери. Ей показалось скучным, что мой телефон поет голосом Энрике Иглесиаса, и она, безо всякого согласия с моей стороны, поменяла Иглесиаса на Масяню, набиравшую обороты. – Возьми трубку! Возьми трубку, зараза, я тебе говорю! Че, не слышишь? Совсем оглохла?»
– Да заткнись ты, дура! – возмутилась я, ползая по полу. – Да где ж он?
«Бери эту чертову трубку!» – заорала Масяня не своим голосом.
– Ну, Ника, убью, – пригрозила я, выковыривая телефон из-под сиденья. Оказывается, я вчера выронила его в машине и, представьте себе, за весь вечер не обнаружила пропажи. Только слегка удивилась, что Стас так и не позвонил. Но, с другой стороны, если мы договорились встретиться прямо с утра… Зачем звонить?
– Алло? – не глядя на экран, спросила я. Телефон был таким ледяным, что я сморщилась и отодвинула его от уха.
– Надя? – зачем-то уточнил Станислав.
Я улыбнулась.
– А что, у тебя есть какие-то еще варианты?
Он помолчал, как всегда, когда я пыталась с ним шутить. Интересно, все серьезные, умные мужчины совершенно не понимают юмора или только мой такой?
– Я подумал, ты потеряла телефон, – как ни в чем не бывало ответил Стас. – Ты не отвечаешь по нему уже десять часов.
– Я забыла его в машине.
– И он до сих пор работает? Он же должен был весь промерзнуть и вырубиться! – с недоверием уточнил Стас. Все-таки образование – это вещь. Вот ведь какие вопросы задает.
– Пока держится, но может и вырубиться, – согласилась я, мельком посмотрев на экранчик. Зарядки оставался один жалкий столбик.
– Тогда слушай внимательно. Ко мне не приезжай. У меня тут родственники собираются нагрянуть, так что все отменяется. Ты меня слышишь?
– Да, – еле сумела выдавить я.
– Хорошо. Я тебе перезвоню потом.
– Так, а они надолго? Может, я завтра приеду? – выпалила я, прежде чем успела сообразить, что навязываюсь. Стасу это не нравилось. Ему вообще многое не нравилось из того, что я делала.
– У мамы дома ремонт. Не успели закончить, как обещали. Так что две недели…
– Что? Алло! Алло! – переспросила я, но ответом мне была тишина. В полном соответствии с законами физики мой телефон все-таки «умер». Хороша бы я была, если б Стас так мне и не до-звонился. Приехала бы, и что? Развернулась и уехала обратно. Впрочем, это было бы ненамного хуже, чем то, что случилось сейчас. Я сидела во дворе своего дома, в красном пальто и с покрасневшими ушами, ведь шапку я не надела, боясь помять прическу, и совершенно не могла понять, что делать дальше. Десять утра тридцать первого декабря, и полная растерянность с моей стороны. Все планы сгорели, а других у меня просто не было. Более того, поскольку мы запланировали встречать Новый год у Стаса, свою квартиру я отдала в полное и безраздельное пользование дочери, причем вплоть до самого вечера первого января. Это как минимум.
– Мам, если вдруг надумаешь вернуться раньше, обязательно позвони, а то мало ли… – предусмотрительно предупредила Ника.
У нас с нею прекрасные отношения, она в некотором смысле даже шефствует надо мной – деточка моя, – взрослая не по своим семнадцати годам. И что я ей теперь скажу? Подвиньтесь, я тоже буду петь под гитару песни «Короля и Шута»? Я закрыла машину, забрала из нее маленькое черное платье (а ведь Стас его еще не видел!) и пошла обратно. Домой.
– Мам, это ты? – послышался из кухни голос Ники. – Что-то забыла?
– Примерно, – тихо пробормотала я и села на пуфик в прихожей.
У меня даже не было сил раздеться и снять свои ледяные сапоги на шпильке. Черт, все это задело меня сильнее, чем я думала. Просто пропустить встречу со Станиславом Шуваловым – это бы я еще как-то перенесла. Нормально перенесла бы, но я вообще осталась без праздника. С кем теперь встречать Новый год?
– Чего забыла-то? – Ника выскочила в коридор.
Она сильно вытянулась за последний год, на голову выше меня, что, впрочем, неудивительно. Я-то сама – тощая мелюзга с жалобным взглядом, а Ника у меня совсем взрослая девушка. Чего стоит современному подростку меня перерасти.
– Ты знаешь, кажется, меня саму забыли, – грустно улыбнулась я.
– В смысле?
– К Стасу приехали какие-то родственники. Кажется, с мамой.
– С его мамой? – не поняла Ника. На ней был мой передник, руки в муке. Интересно, это нормально, что моя дочь умеет печь пироги, а я нет?
– Не знаю. Уж точно, не с моей, – ухмыльнулась я.
Моя мама, Никина бабушка, была дамой зубодробительной. Один Новый год под одной елочкой с нею был равносилен неделе каторжных работ.
– И что теперь? – вдруг дошло до Ники. Она с подозрением посмотрела на меня. – Остаешься дома?
– А ты как думаешь? – разозлилась я. В конце концов, я не виновата. Пусть смотрит этим возмущенным взглядом на Шувалова.
– Ладно, – примирительно хлопнула в ладоши Ника и улыбнулась. – Только не жалуйся потом. Будет громко, и в твоей комнате будет танцевальная площадка. Так что спать сможешь только завтра. А в остальном… оставайся.