– Стас, я, пожалуй, пойду, – тихонько промямлила я, вскочив со стула. Я и раньше-то не любила его кухню, а тут почувствовала, что мне практически нечем дышать. Захотелось срочно оказаться на улице, на ветру, под дождем, как угодно, но только чтобы почувствовать себя снова живой. Его мама, кажется, действительно была ядовитой.
– Мы оба уйдем. Я тоже наслушался достаточно!
– Нет, Стас. Это твоя мать, и ты должен остаться, – замотала я головой.
– Ничего я не должен. Тем более здесь, – рявкнул Стас, глядя через меня на маму.
Я отвернулась, пошла в прихожую и дернула дверь. Дверь не открылась. Ситуация становилась все более мучительной и невыносимой. Я выкручивала туда-сюда ручку его дурацкого английского замка. Ничего не получалось, от досады я чуть не расплакалась. Замок щелкал, но дверь не открывалась.
– Дай-ка мне, – вдруг сказал Стас за моей спиной.
От неожиданности я даже подпрыгнула на месте. Оказывается, он стоял рядом. Я огляделась, нет ли рядом ядерной бомбы? Но его мама осталась на кухне.
– Я сама. Зачем ты вообще меня привел? – Я уже почти рыдала и стучала кулаком по двери.
– Она в другую сторону открывается. Ты не туда дергаешь, – заметил он, убрав руки.
– Вот спасибо, – кивнула я и выбежала из квартиры. Стас пошел за мной.
– Оставайся. А то мама обидится, – пожала я плечами и нажала на кнопку лифта.
– Почему ты приехала? – спросил он вдруг, развернув меня к себе. Его глаза настороженно смотрели на меня, чуть прищуренные и усталые, бесконечно усталые.
– Я хотела тебя увидеть, – прошептала я.
От его взгляда невозможно было оторваться. Я вдруг почувствовала, как я все это время скучала по нему. Как отчаянно я все это время скучала.
– Я пьян.
– Какая разница, что ты пьян. Я тоже, кажется, уже пьяна. Почему ты сказал, что я – твоя…
– Любимая женщина? – переспросил он.
Я кивнула.
Он задумался.
– А если я скажу, что я просто хотел досадить маме, ты мне поверишь?
– Да. – Я опустила глаза.
– Тогда я этого не скажу. – Он хитро улыбнулся и провел рукой по моим волосам.
– Не надо было тебе меня туда приводить, – пожаловалась я.
– Не надо было тебе сюда приходить. От меня теперь одни только проблемы, никакой пользы. Так что…
– Так что, мне уйти? – спросила я. В это время как раз подошел лифт.
– Только попробуй, – усмехнулся Стас и, втолкнув меня в лифт, принялся целовать, прижимая к стене.
Август – самое время для сбора грибов. Как же я люблю это дело, словами не передать. С самого Никиного детства, как только она научилась ходить, мы с ней и Розочкой каждое лето бродили в наших лесах, выискивая подберезовики и подосиновики. А если повезет, то и белые – с ними грибной суп становился поистине королевским блюдом. Как только асфальт становится мокрым от теплого летнего дождя, а в воздухе начинает пахнуть свежестью, мне так и хочется влезть в резиновые сапоги и схватить корзинку. Теплый летний дождь шел в Москве и в этот вечер, а мы все пропустили, ругаясь на холодной шуваловской кухне.
Когда мы вышли из его подъезда, на улице уже не было ни дождя, ни ветра, а только тихий мягкий летний сумрак окутывал темным бархатом московские дворы. Усталая от жары и пыли листва трепетала в каплях влажной прохлады. Пока мы были в квартире Стаса, по улицам пробежался грибной дождь.
– Помнишь, как мы с тобой собирали грибы? Весной, когда грибов вообще еще нет? – улыбнулась я, вдохнув поглубже влажный воздух.
– Выпьешь? Сегодня такой странный день, – ухмыльнулся Стас.
Мы сели на лавочку в его дворе, рядом с детской горкой и скрипучими качелями. Из бесконечного множества окон его высокого дома лился разноцветный уютный домашний свет. У кого-то горели парадные люстры, а кто-то жег множество маленьких галогеновых светильничков на потолке. Иногда сквозь занавески пробивался тусклый свет торшеров. Я заглядывала в окна, мне было интересно понять, счастливы ли люди, собравшиеся, например, вот на этой кухне с зелеными шторами. Или вот там, в комнате с большим цветком на подоконнике, – живет ли там большая семья или одинокая женщина, которая от этого самого одиночества бесконечно поливает и удобряет свой цветок.
Люди входили и выходили из подъездов, хлопали дверьми, щелкали брелками машинной сигнализации и бежали домой, а мы со Стасом сидели на детской площадке и молчали. Я взяла из его рук предусмотрительно захваченные остатки коньяка и отпила, поморщившись.
– Вообще-то я не пью коньяк.
– Ты еще скажи, что не куришь. Почему ты стараешься казаться лучше, чем ты есть?
– А вдруг тогда ты меня полюбишь? – предположила я и выпила еще. – Ты ведь такой идеальный. Сказочный принц, не пьешь (хотя теперь я не уверена), не куришь. И вообще, может, ты инопланетянин? А твоя мама – она точно инопланетянка, причем она с моей мамой прилетели с одной планеты.
– Да уж, – усмехнулся Стас. – Значит, ты считаешь меня идеальным принцем?
– Ну, в целом… – смутилась я. После его поцелуев в лифте я готова была считать его кем угодно.
– А что, если я совсем не так уж хорош? И что, если у прекрасного принца есть совсем не сказочные проблемы, которые он не хочет переваливать на свою Золушку? Что, если он именно из-за этого совсем не звонил? Что она теперь обо всем этом будет думать?
– Зато теперь я совершенно уверена, что у тебя там дома не твоя жена, – рассмеялась я. – Потому что, если честно, сначала я именно это подумала.
– Моя мама, конечно, хорошо выглядит, но… – задумчиво сказал Стас. – Хотя действительно, почему нет. Все бывает…
– Что бывает? – вытаращилась я.
– И такие бывают жены у людей, и такая бывает любовь.
– О чем ты? – Я дернула его за рукав.
– О чем я говорю? Ты понимаешь, в том-то и вся проблема, что моя мамочка влюблена. Причем влюблена в мужчину моих лет, черт бы его побрал. – Стас поднялся с лавочки и зло пнул алюминиевую банку из-под джин-тоника.
– Что? Твоя мама? – Тут уж я окончательно запуталась. – Ты что-то придумываешь.
– Не придумываю. Точно, – кивнул Стас. – Он не просто моих лет. Он на полгода моложе меня. И в три раза хитрее. Свел мою маму с ума.
– Твою маму? Это невозможно. Такие с ума не сходят.
– Я тоже так думал, но, видимо, после шестидесяти лет что-то меняется. Раньше она бы такого, как он, на версту к себе не подпустила. Зато теперь моей маме срочно потребовалась квартира для создания любовного гнездышка.