— Простите меня, — сказал Идес.
— Простить вас? — переспросил Фил, и сердце его учащенно забилось. Он не смел даже надеяться, что за этим последует признание. — За что?
— Это все моя вина. Простите меня…
Фил сел рядом с ним.
— За что вы извиняетесь?
— Я был… Я был… с Эрин. Я должен был быть дома, а я был с Эрин… — Из глаз его потекли слезы.
Фил сделал выводы из услышанного. Грэм Идес обманывал жену, но он, безусловно, не был убийцей. Просто неверный муж. Мучимый раскаянием, раздираемый угрызениями совести неверный муж.
Фил поднялся. Вряд ли Грэм Идес сейчас в состоянии рассказать что-то стоящее. Не в таком состоянии. И не в такой момент. Выйдя из машины, он обратился к полицейскому, который, стоя у задней дверцы, разговаривал с кем-то из медиков:
— Попробуй получить показания, когда он немного придет в себя.
Фил направился к дому. Больше откладывать было нельзя.
Возле его машины стояла Марина. Она уже переоделась: капюшон плащ-накидки плотно натянут на голову, на ногах бумажные бахилы на липучках. Она глубоко дышала. Фил заметил, что одна ее рука опять лежала на животе, второй она опиралась на автомобиль.
— Ты уверена, что действительно хочешь туда пойти? — спросил Фил, беря с заднего сиденья свой костюм и вынимая его из пластикового пакета.
Она ничего не сказала, только кивнула, сосредоточенно глядя на входную дверь.
— Тебе не обязательно это делать, — сказал он, одеваясь. — Никто от тебя этого не ждет. И не упрекнет, если ты подождешь, пока заберут тело.
— Нет.
Она по-прежнему не смотрела на него. Глаза ее были прикованы к чему-то, чего он не видел. Он даже не был уверен, что это «что-то» вообще существовало.
— Я хочу это сделать.
— Должен предупредить, что, перешагнув порог, ты окажешься в настоящем аду. Ты можешь отсюда выйти, но это уже никогда тебя не оставит.
— Я знаю.
— Если ты решила, тогда давай. Хотя я не хотел бы, чтобы это выбило тебя из колеи. Выбило настолько, что ты не сможешь нормально работать, когда будешь нам нужна.
Она взглянула на него.
— Я в порядке.
Он смотрел ей в глаза, возможно, несколько дольше, чем следовало бы. Когда он заговорил, голос его смягчился:
— Я знаю.
Он заметил на ее лице призрачную тень улыбки. Они одновременно отвели взгляд.
К ним подошла Анни. Она была в таком же облачении, как у них.
— Ладно. — Фил надвинул капюшон и застегнул бахилы. Он был готов. — Идем.
«Фил прав, — подумала Марина. — Это настоящий ад».
Ей казалось, что осмотр жилища Клэр Филдинг как-то подготовил ее, но оказалось, что это не так. Подготовиться к такому невозможно. Тогда она увидела квартиру, после того как в ней убрали и унесли трупы. Она уже видела фотографии и мысленно пыталась представить себе тела на месте преступления. Но это было не то, этого было недостаточно.
Она вспомнила, как, когда она была маленькой, мама мыла ей голову над умывальником, снова и снова промывая волосы теплой водой из кувшина. В школе сказали, что их будут водить в местный бассейн на уроки плавания. Марина никогда раньше не плавала в бассейне. Она представляла себе, что ощущения будут примерно такими же, как если выливать на голову кувшины теплой воды. Но это не имело ничего общего с первым опытом погружения в бассейн с головой. Давление холодной хлорированной воды… Марине казалось, что она сейчас заледенеет и утонет одновременно.
Зайдя в дом, она испытала такое же чувство. Просмотр фотографий и посещение квартиры Клэр Филдинг были лишь робкой репетицией. Сейчас она своими глазами видела, как упорядоченная, обычная жизнь может быть растерзана и разрушена самым ужасным образом. В царившей здесь атмосфере она чувствовала сгусток жестокости, ненависти и безумия — других слов подобрать было невозможно. Как будто сюда опустился какой-то ядовитый туман и отказывался уходить. Ноги ее ослабели, и она споткнулась. Фил встревоженно взглянул на нее.
— Ты в порядке?
Она кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза. Прихожая представляла собой место кровавого побоища. На обоях, бежевых с золотистым рисунком, остались отпечатки окровавленных рук — следы отчаянной борьбы. Об этом же говорили осколки под ногами и разбитое бра. Но особую наглядность всему этому придавали брызги крови на полу, стенах и потолке. Словно декорации скотобойни… Все это вызвало у нее перед глазами четкую картину происходившего: вонзающийся в тело нож, лопающаяся кожа, разрезанные мышцы и сухожилия, фонтаны яркой артериальной крови…
— Ты уверена?
— Да. — Голос ее звучал надтреснуто, в горле было горячо и очень сухо.
Фил остановился, и она обошла его.
— Давай… давай посмотрим остальное.
Он внимательно посмотрел на нее и направился следом за ней.
— Должно быть, основная борьба происходила здесь, — сказал он. — Она ответила на звонок в дверь, а он… Что, ударил ее рукой? Или ножом?
Он оглядел ковер под ногами. На пятнах крови стояли полицейские флажки: образцы отсюда были взяты на анализ.
— Похоже на то, — сказала Анни. — Но почему? Это отличается от того, что он делал в прошлый раз.
— Серийные убийцы… — Марина сделала глубокий вдох. — Серийные убийцы иногда так поступают.
— А мы уже квалифицируем это именно так? — спросил Фил. — Называем работой серийного убийцы?
— Ты считаешь, что могут быть какие-то сомнения? — сказала Марина.
— А Бразертон мог сделать это, прежде чем мы забрали его? — спросила Анни.
— Крайне маловероятно, — сказал Фил.
— Тогда почему он на этот раз поступил так? — настойчиво спросила Анни. — Этот серийный убийца? Чтобы сбить нас с толку? Заставить нас думать, что это сделал кто-то другой?
— Возможно, — ответила Марина. — Они делают так. Или выбирают… новый способ работы. Что-то такое, что им больше подходит.
— Давайте осмотрим место, где он ее разрезал, — сказал Фил. — Может, это нам что-нибудь подскажет.
Они прошли по кровавому следу в гостиную. И замерли на пороге как вкопанные.
— О боже… — прошептала Марина. — Господи Иисусе…
Она крепко зажмурила глаза, но было поздно: сознание уже успело зафиксировать жуткую картину.
То, что осталось от тела Каролин Идес, лежало посередине комнаты на полу. Ее живот был грубо вспорот по кругу от паха до груди. Ребенок был извлечен. Уже само это представляло собой жуткое зрелище, но убийца на этом не остановился.
— Горло перерезано, — сказал Фил.