Она не знала, будет ли так на самом деле, но попробовать стоило. Впрочем, она думала об этом и раньше, только была не в состоянии отделаться от ребенка, пока он бодрствует. Однако теперь, когда в ушах звенел этот бесконечный крик, она подумала, что это уже неважно. Она сможет покончить с ним. Если от этого ее муж появится снова, она сможет сделать это.
Она поднялась.
И направилась к кроватке.
Появился свет. Сначала Марина подумала, что ей это кажется. Далекий и слабый, но, тем не менее, все-таки это действительно был свет.
Она села, стараясь рассмотреть окружающую обстановку. Кирпичные стены, грязный пол, над головой — деревянные балки. Все соответствовало ее первому представлению. Она находилась в погребе или в подвале. Согнувшись, она направилась в сторону света. Это оказалось не просто одно помещение. Перед ней были другие комнаты, соединенные с этой проемами и узкими проходами. Кое-где, там, где было необходимо, потолок поддерживался тяжелыми деревянными подпорками и опорами. Вдоль потолка тянулся электрический кабель.
Дрожа от холода, Марина посмотрела на себя. Одежда ее была черной от грязи. На руках и ногах синяки и порезы.
Она посмотрела на стены. Возле одной из них стоял верстак, большой и громоздкий, с рубцеватой, неровной поверхностью. Над ним на вбитых в доски гвоздях висели инструменты, старые и проржавевшие, но все еще в рабочем состоянии. Марина огляделась по сторонам и прислушалась. Ничего не услышала, никого не увидела. Но она знала, что кто-то здесь все же есть. Должен быть. Она подобралась к верстаку. Молотки, стамески, ручная дрель. Взгляд ее задержался на отвертках. Они были выставлены по порядку, от самой маленькой до самой большой. Марина сняла с крючка самую большую. Она была прочной, несмотря на потертую деревянную ручку и отслоившуюся краску. Металлический стержень немного поржавел, но был целым. Она потрогала кончик. Плоский и острый. Часто использовался. Это ей подойдет.
Она взяла ее в руку и крепко сжала. Снова оглянулась по сторонам. Оттуда, где она находилась сейчас, выхода не было, единственный путь наружу вел через лаз, откуда сюда попадал свет.
Сердце гулко стучало у нее в груди. Живот все еще болел, но она не позволяла себе сейчас думать о ребенке, о том, что с ним может быть что-то не так. Она знала только то, что его нужно защищать. И это было ее заботой, ее главным делом как матери.
Мать. Она впервые мысленно назвала себя этим словом.
Крепко сжимая отвертку, она поползла в направлении к свету.
Они были в пути.
Фил и Анни находились в головной машине колонны, двигавшейся к Врабнессу. За ними следовали легковые автомобили и фургоны, и от присутствия стольких полицейских на дорогах становилось тесно. Они включили сирены и мигалки, чтобы побыстрее выехать из Колчестера, сдвигая все движение на исходе часа пик к краю тротуаров. Хотя встречные машины и без этого съезжали на обочину при виде такого количества полицейских.
Фил сидел на заднем сиденье. Он игнорировал спутниковый навигатор, смотрел на карту Врабнесса и старался сосредоточиться на стоявшей перед ними задаче. Пытался не думать о Марине. Он вздохнул: собраться никак не удавалось. С ним всегда так было в подобных ситуациях. Предполагалось, что он подготовлен к тому, что должно произойти, готов оценить обстановку на месте и предпринять необходимые действия в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Но каждая новая ситуация отличалась от других. Он мог сколько угодно смотреть на карту, мог готовить себя к чему угодно, но при этом знал, что все это бесполезно. Он должен дождаться, пока прибудет на место и окажется в гуще событий. И только потом может появиться план реальных действий.
Он взглянул на Анни. С момента, когда они сели в машину, она молчала. Можно было не сомневаться, что она нервничает точно так же, как и он.
— Ты в норме? Готова?
Она вздрогнула и посмотрела на него так, будто эти слова вывели ее из состояния транса или разбудили.
— Да. Все в порядке.
— Уверена?
Она кивнула. Фил чувствовал, что это еще не все, и поэтому ждал, продолжая смотреть на нее.
— Я просто пытаюсь… — сказала она. — Пытаюсь как-то уложить все в голове. Сначала Клейтон, потом вот это.
— Устала?
— Ужасно. Кажется, что я состою из кофеина, сахара и адреналина. Но я не это хотела сказать, босс. Просто… Вот сейчас все хорошо. Но завтра или когда-то еще, когда вдруг не повезет, что будет тогда?
Фил пожал плечами, стараясь выглядеть безразличным. Те же самые вопросы он задавал и себе.
— Думаю, поэтому у нас и есть адвокаты.
Похоже, ее удовлетворил этот ответ, и она, кивнув, снова замолчала.
Фил не мог думать о завтрашнем дне. Он не мог думать об остатке этой ночи или о том, что они сейчас будут делать. Он старался не думать о Марине.
Но ему это никак не удавалось.
Еще мальчиком он прочел в комиксе историю о супергерое и суперзлодее, который обладал всеми волшебными возможностями, какие только можно придумать. Но когда герой думал о какой-то его конкретной способности, злодей ее терял. То же самое он чувствовал в отношении Марины. Он пытался представить себе все возможные сценарии того, что происходило с ней. Какими бы ужасными и леденящими кровь они ни были. Он надеялся, что, как и в истории с супергероем, если ему удастся представить это, то в действительности оно уже не произойдет.
Он не мог думать о неудаче или о завтрашнем дне. Весь его мир, все его мысли сейчас сводились только к одному — поймать убийцу и сохранить жизнь Марине и дочери Каролин Идес. И еще ребенку Марины. Но до его рождения было еще несколько месяцев. Фил вздрогнул. А что, если Эстер уже сбежала с ними куда-то, где они не смогут ее найти. Он надеялся, что этого не произошло. Это не могло произойти… Ему оставалось только надеяться.
Только на это он уповал, когда колонна приближалась к Врабнессу.
Эстер взяла ребенка на руки и посмотрела на него. Он продолжал плакать.
— Пора спать, — сказала она.
Она держала девочку почти с нежностью. Покачивая, она успокаивала ее и все время что-то бормотала.
— Да, — приговаривала она, обращаясь к младенцу тихим голосом, — нужно спать. Спи. Вот так…
Крик ребенка начал понемногу стихать. Эстер смотрела на него и печально улыбалась.
— Ты должен заснуть. Да… потому что мой муж не вернется сюда, пока ты здесь. Нет… не вернется… — Она снова тихонько зашикала на него. — Поэтому, боюсь, тебе придется уйти… придется уйти…
Ребенок, прислушиваясь к словам Эстер или, по крайней мере, к ее интонациям, постепенно успокаивался.
— Ш-ш-ш… вот так…