– Интересно, и зачем ты это мне рассказываешь, – моментально завелась я. Самое обидное, что это была правда. Неугомонные доброжелатели сообщили мне, что у Димы родился второй ребенок – девочка.
– А затем, чтобы ты подумала, прежде чем натворишь глупостей, – замахала на меня Тамарочка.
– Интересное кино, это ты о чем? – нахмурилась я.
– Рожать тебе надо! И все наладится.
– Ага. Особенно мне твои слова помогут, когда я одна с ребенком останусь на улице, – зло добавила я. Позицию Тамары по поводу моей неожиданной беременности я знала. Но это был мой вопрос, и я считала, что только я знаю на него ответ. Как было бы хорошо, если бы наши русские мужчины переняли это самое трепетное отношение к семье, столь характерное для восточного мужчины. Только это, и более ничего. Просто взяли бы, на минуточку остановились, поставили рюмки на стол и задумались, что дети – это очень большой подарок. Главный подарок, который может сделать женщина своему любимому человеку. И что делать аборты – это для женщины очень страшно.
– Мир не без добрых людей. Помогут, – уверенно говорила Тамара.
– Знаешь, я ведь уже совсем успокоилась. И смирилась с тем, что наших мужиков не переделаешь. И Митя, и Дима, и еще сто тысяч других – все они одинаковы. Во всем обвинят женщину и оставят ее одну. Но теперь-то выясняется, что я не просто в той же самой «Ж», а даже гораздо глубже. Просто никакого просвета. Потому что теперь я совершенно одна, с тошнотой, подкатывающей к горлу всякий раз, стоит мне только подумать о копченой колбасе, или, например, о жареной картошке. Я не могу запихнуть в себя ничего, кроме плавленых сырков, у меня проблемы на работе, я живу у старой бабки, фактически в услужении. И, естественно, на птичьих правах. Потому что если, не дай Бог, с бабкой что-нибудь случится, ее «добрые» племянницы немедленно выставят меня вон.
– Ну зачем ты так плохо думаешь? Может, все обойдется, – не отступала она.
– А как ты думаешь, может что-нибудь случиться со старушкой, давно перевалившей восьмидесяти пятилетний рубеж? Я лично вполне допускаю такую возможность, – огрызнулась я.
– И все равно, ты должна хорошенько подумать.
– О чем ты говоришь! – всплеснула руками я. Как только я узнала правду о своей тошноте и аллергии, я только и делала, как хорошенько думала. Господь свидетель, он знает, как я хочу родить ребенка. Всегда хотела, еще и с Димой. А теперь, когда у меня появилась возможность сделать это только для себя, и остаться единственной полноправной владелицей орущего одеяла с младенцем, я тряслась от желания плюнуть на все и родить, ни о чем не задумываясь. Но имею ли я право вот так поступить с моим будущим ребенком. Имею ли я право привести его в этот мир, когда у меня нет практически ничего из того, что я обязана ему дать. Я не говорю о полноценной семье. Но рожать, не имея даже собственного угла – это ли не преступление по отношению к ребенку? Где он будет жить? У Полины Ильиничны? Совершенно не факт, что она не выгонит меня из дому, если только узнает, что ей предстоит пережить. И даже если не выгонит. Что будет стоять у ребенка в свидетельстве о рождении? Г. Грозный? Отлично, то есть у него не будет даже прописки.
– Значит, ты не хочешь рожать? – подвела она итог, пытаясь систематизировать мой сумбурный бред.
– Почему не хочу? Не могу!
– Не можешь? Почему? Ты больна? – снова переспросила она.
– Нет. Не больна, но…
– Что «но»? Знаешь, что, дорогая. Если ты пришла ко мне за советом, то вот он. Бог дал – значит, так надо. Рожай. А боишься остаться без денег – напиши отцу ребенка. Может, он согласится помогать.
– Ага. Он согласится. Как же! У него и так есть ребенок, да еще и жена, которая его лишила квартиры. Он наверняка решит, что я пытаюсь его ограбить с помощью ребенка.
– Знаешь, выпей вина. Потом езжай домой и ложись спасть. Тебе нельзя волноваться, – Тамара все говорила и говорила, убаюкивая меня своим спокойным бархатным голосом. У грузинок удивительно красивый выговор, мягкий, округлый, журчащий, как морская галька. Так бы слушала и слушала.
– Значит, считаешь, надо рожать? – в последний раз спросила я, одевая босоножки.
– Решай, как тебе подсказывает сердце. Скажи, ну почему ты не хочешь, написать этому твоему Диме.
– Мите, – поправила ее я. – Потому что Митя уж точно не обрадуется, узнав, что его случайная мимолетная связь имеет такие далеко идущие последствия.
– Как знать! Ну, тебе виднее.
– И потом, я даже адреса его там не знаю. Нет, Митя мне в этом деле не подмога.
– Береги себя, – Тамара поцеловала меня в щечку и заперла за мной дверь. А я пошла по улице в сторону Курской. Если честно, то эффект от нашей с ней беседы был ровно обратным к тому, которого она добивалась. Я вспомнила, как ужасна была моя жизнь в этой огромной, набитой людьми коммуналке. А ведь именно это меня ждет, если Полина Ильинична не захочет принять меня с ребеночком. Как, я вас спрашиваю, мне купать новорожденного, если ванна стоит прямо на кухне и в ней моется целая рота чернорабочих и проституток? Нет, воля ваша, а если уж на то пошло, то спрашивать мнения о моих родах надо именно у Полины Ильиничны. А если я до сих пор этого не сделала, то только потому, что не хотела ее заранее волновать.
– Полина Ильинична, скажите, могу я задать вам один теоретический вопрос, – издалека начала я, чтобы с порога не испугать мою старушку. Я приготовила ее любимые щавелевые щи, пропарила котлетки, накрутила пюре, так что бабуля в весьма благостном настроении потягивала чаек из чашки с коровой.
– Теоретический? Ты всегда была крепким практиком, – ухмыльнулась она.
– Как вы считаете, если я к примеру… решу… ну…
– Ну, не тяни ты кота за хвост! Что за ерунда! Тебя переманивает эта Степанида Васильевна, будь она неладна?
– Кто? Степанида? Какая? – растерялась я.
– С третьего подъезда. Она мне давно завидует! – поджала губки Полина Ильинична.
– А, да нет, ну что вы. Как вы могли подумать! – шумно запротестовала я. – Дело совсем не в этом.
– А в чем тогда? – удивилась она.
– Ну, если вдруг у меня родится ребенок. Как вы на это посмотрите? – скороговоркой выговорила требуемое я и выпучилась на бабку. Бабка в ответ выпучилась на меня.
– Что значит «вдруг»? Это не может быть «вдруг»!
– Ну, как? Через девять месяцев, естественно, – внесла ясность я. Бабушка замолчала и надолго задумалась. Даже чай перестала пить. Потом спросила:
– Ты что, беременна? – я кивнула. – Ну дела. И что, хочешь рожать? Одна?
– Ну, я пока еще ничего не решила. Вот, думаю как раз.
– А не страшно? На работе не может быть проблем? – конструктивно зрила в корень она.
– Может, конечно. Но главное – что вы думаете по этому поводу, – серьезно заявила я.