Вот такие варианты. Нужное подчеркнуть. Хорошо хоть, что случилось это всего пару-тройку раз за всю нашу совместную жизнь. Алексей считал, что полезнее отдыхать отдельно друг от друга, и чаще отсылал меня с детьми куда-нибудь в Турцию или Египет. А там сами аборигены столь скудно владели английским, что мне хватало пары слов в день, как Эллочке-людоедке. От меня требовалось только вовремя принимать пищу (раз восемь в день, отчего страдала моя талия), кивать на все детские «А можно, мы?..» и тратить деньги на местных барахолках типа «блошиный рынок». И вот сейчас передо мной стояла задача синхронно перевести разговор о чем-то, чего я не очень-то понимала и по-русски. Попробуй пойми это по-английски! Хорошо хоть, что годы жизни в Англии с родителями в юности еще не выветрились полностью из моих домохозяичьих мозгов. А там мне приходилось слушать и не такое, так что в общих чертах смысл я понимала, то есть разбирала все слова по отдельности. Но чтобы сложить смысл – это нет. В общем, переводила я как могла, а могла я, кажется, плохо. Во всяком случае, Николай постоянно щурился, водил подбородком и недовольно морщился, слушая тот бред, что я несла.
– Сверхсовременные политические технологии используют возможности воздействия и управления психологией масс, – перевела я слова серьезной иностранки с сильно обесцвеченными волосами.
– Это банально, – возражал Николай, и его ответ я переводила с удовольствием. Спасибо ему за простоту изложения.
– Это общие постулаты. И если вы решитесь провести всестороннее исследование психологических стереотипов в среде вашего потенциального… – Я запнулась, поскольку слово «электорат» с первого раза вообще не поняла. Я переспросила, и женщина, недовольно глядя на меня, повторила свои слова, а я их перевела.
Николай бросил на меня ледяной взгляд. Кажется, он приходил в бешенство.
– Мы работаем на будущее. Политтехнологии побеждают прямое идеологическое воздействие, – добавил молодой мужчина с чисто англосаксонской внешностью, то есть рыжий, страшненький и весь в веснушках. Совсем не наш, не русский.
Его более-менее простая фраза привела Николая просто в неистовство. Он побелел и стукнул степлером по столу:
– Только не надо мне заливать про будущее и ваши хваленые технологии, мы тут с этим кризисом не знаем, как быть с настоящим!
– Если бы вы только передали дело в отдел анализа, – по-русски зашептал еще один в дорогом костюме.
Я передохнула. Хорошо, что хоть кто-то из них знает русский язык.
– Я сам решу, когда и куда передать их предложение, – осадил его Николай.
Мужчина в костюме моментально заткнулся.
– Николай Эммануилович, за этими словами стоят реальные достижения. Работа с молодыми людьми невозможна без грамотного идеологического комплекса, – добавил какой-то парень.
– Так, ты вообще не лезь, – бросил ему Николай. – Люль, переведи им: то, чего они просят, сейчас невозможно. Это стратегическое решение. И чтобы его принять, нам нужно время. И потом, я должен убедиться в эффективности их способов промывания мозгов.
– Промывание мозгов? – дернулась я. И как это перевести? Как идиому?
– Да, так и скажи. Я вообще считаю, что мы могли бы обойтись и своими силами. В конце концов, ресурсы наши не столь безграничны, чтобы кормить всю Англию, – скривился Николай. – Но этого ты не переводи.
– Хорошо, – кивнула я и, как могла, донесла до иностранцев его мысль.
Я не очень понимала, что тут происходило, потому что была больше сосредоточена на том, чтобы все разобрать и ничего не упустить. Вообще, работа у переводчиков не такая и простая, надо вам заметить. Особенно когда все эти дорогие люди в дорогих костюмах принялись горячиться из-за какого-то стандартного способа оценки качественного и количественного результата. Иностранцы что-то кричали про рейтинги и формирование имиджа партии. И почему-то сравнивали это с рекламой нового сока, недавно появившейся на наших экранах. Я и сама видела эту рекламу, но времени что-либо вспомнить у меня не было, потому что я была как волейбольная сетка. И мяч через меня перелетал каждые три секунды. В общем, я серьезно тормозила, Николай даже прикрикнул на меня:
– Что замолчала? Скажи им, что меня вообще не волнуют их чертовы рейтинги. Тут вопрос в реальных списках!
– Что? – еле успевала крутиться я, потому что после этого иностранцы вообще принялись говорить все одновременно. Николай же замолчал и только сверлил нас всех ледяным взглядом. А мне приходилось судорожно бормотать то одно, то другое.
– Все, – хлопнул он ладонью по столу. – Достаточно. Скажи им, чтоб подготовили письменную презентацию мне на рассмотрение. Я в таком бардаке думать не могу. Мне вообще не нравится идея с этими технологиями. Бабок много, а толку, как всегда, не будет ни хрена. Что они вообще могут знать о русской психологии, эти чертовы технологи!
– О’кей, – кивнула я и начала переводить его слова.
Николай побагровел от ярости.
– Этого переводить не надо! Скажи только про презентацию! – гаркнул он, отчего я подпрыгнула на месте, а все вокруг замолчали.
Дрожащим голосом я сказала про презентацию, и, когда закончила, Николай встал и быстрым шагом направился к выходу. Я нервно облизнула губы и посеменила за ним.
– Все в порядке? – на всякий случай уточнила я, имея в виду мою дальнейшую горемычную судьбу.
– Ни хрена не в порядке, – коротко ответил Николай и больше не удостоил меня ни словом.
Черт его знает, что там творилось у него в голове, но всю обратную дорогу он проделал в полном молчании, недовольно покачивая головой. Мне очень хотелось избежать увольнения. По всему было видно, что он недоволен мной. И я бы многое могла ему сказать в свою защиту. Например, что я вообще-то не переводчик и не нанималась к нему в этом качестве. Там же надо все знать, вести какой-то регламент. А я только беспомощно бормотала что-то, но ведь он же нанимал меня полы мыть и еду готовить. И зачем тогда он сам себя дискредитировал, приведя простушку без нужного образования. Сам виноват! Неужели же у него нет нормального переводчика, чтобы на нужном уровне представлять его в этих больших комнатах с круглыми столами. Еще я хотела добавить, что вообще мало чего смыслю в политике и во всех тех вещах, о которых сегодня шел разговор. Кроме того, я бы попросила его вообще не вести себя, как напыщенный индюк, и сказать мне хоть слово. Но сказать в свое оправдание я ничего не могла. Вместо этого я тоже молчала как рыба и ждала приговора. И он, как ни печально, не заставил себя ждать. Уже подъезжая к дому, Николай ледяным голосом изрек:
– Н-да уж. Пора с этим кончать. – И вздохнул, отвернувшись в сторону.
Все мое возмущение, какое было до этого, в секунду превратилось в холодный липкий страх, поползший по моей спине холодным потом. Что я буду делать, если завтра останусь на улице? А я останусь на ней, это как пить дать. Вся эта затея с Николаем, надо признать, с самого начала была полнейшей глупостью. Единственный человек, которому действительно есть до меня дело (или, вернее, было), – это Алексей, мой муж. Надо было, как умные люди советовали, держаться за него. Не выпендриваться. А я, что придумала я? Целый месяц бесплатно прислуживала какому-то странному типу, который вообще непонятно чем занимается, и еще надеялась, что он возьмет меня на реальную работу. Он же предупреждал: не обижайся.