– Я так мечтала, чтобы мальчик родился с карими глазами и Костя признал его за своего, а теперь получается, что это не нужно.
– И?
– А то, что в таком случае я бы предпочла, чтобы у Костика-младшего были голубые глаза. Все-таки у Дениса глаза были – что надо! – Я пересела в кресло и залихватски развалилась в нем, явственно демонстрируя, что мне теперь на все наплевать. А особенно на мужа. На бывшего мужа.
Однако с утра все было далеко не так романтично. Я не буду говорить о том, что у меня болела голова, а Костик возмущенно вопил, требуя, чтобы его трясли, как погремушку. Я не стану описывать мук моей совести, когда я осознала, что напилась, имея на руках четырехмесячного ребенка. И не стоит упоминать, что Динка выглядела ничуть не лучше меня. Все это – несущественные детали. А существенным было только одно – как именно я проснулась. Потому что, как водится, расплата была тяжелее, чем я могла себе вообразить. Прекрасное будущее, которое рисовалось мне этой ночью, отлетело в неведомые просторы. Настоящее накрыло нас, не оставляя сомнений в том, что сейчас у нас черная полоса.
– Да нет же, я тебе говорю! Нет! Да послушай же! – визгливо кричала в трубку сонная, помятая и злая Динка. Именно под эти ее вопли я открыла глаза. И посмотрела на часы. Было около семи утра.
– Какого черта! Кому это не спится в такое время? Это просто неприлично…
– Заткнись, – зашипела на меня Динка. – А? Что? Да, я слушаю. Нет, это ты послушай! Что? Да ты сам-то что, не так же считал?
– Это кто? – одними губами спросила я.
Динка отчаянно зажестикулировала. Из ее жестов, по большей части неприличных, я сделала вывод, что звонит кто-то из ее кредиторов. Стало грустно. Похмелье с удвоенной силой обрушилось на мою бедную голову.
– Сейчас я в любом случае ничего не отдам. Когда? Ты мне дашь время? Сколько-сколько? Ну, ты тогда просто псих! Что? В суд? Да, пожалуйста! Милости просим! Только не забудь, что у меня ничего нет!
– Бросай трубку, – предложила я.
Динка с интересом на меня посмотрела и продолжила немного другим тоном:
– Послушай, я обещаю, что все отдам. Но сейчас не самый лучший момент. – Она выразительно кивнула мне. Я на миг задумалась, а потом быстро сообразила и помчалась за Костиком. – Пойми, это и не в твоих интересах… Что? Наплевать? А что, если и я наплюю? Моя машина? Ах, ты так? Да щаз!
– А-а-а! – заорал мной малыш.
Динка с удовольствием поднесла трубку к его рту.
– Кто орет? – переспросила она. – Как кто? Ребенок! Чей? Мой, конечно! Так что подумай, много ли ты отсудишь у одинокой матери грудного ребенка. Ага. Давай, звони, конечно.
– Отстал? – аккуратненько спросила я, когда Динка задумчиво положила трубку на рычаг.
– Ага, конечно. Все бросил и отстал. Про ребенка, конечно, хорошо получилось. Только, думается мне, он очень быстро узнает, что к чему и чей это мальчик-зайчик.
– И что же нам делать? Это твой главврач?
– Не-а. Главврач на меня вчера еще орал. Сказал, что, если к понедельнику деньги не вернутся в его карман, я могу считать себя безработной.
– О господи, – прикрыла я рот рукой. Эта новость была пострашнее, чем равнодушие Костика. Без Прудникова я еще могла прожить, а вот без Динкиной работы – никак.
– Ага. Семь штук главврачу, десять этому уроду.
– Какому?
– Управляющему в банке, где наша богадельня обслуживается.
– А он тебе кто?
– Конь в пальто, – огрызнулась подружка и нервно скрутила в пальцах салфетку. – Любовник мой, так, серединка на половинку. Женат, конечно. И, кажется, эти десять штук он взял из кассы банка.
– Украл?
– Почему? Взял в кредит. Что еще хуже, потому что теперь он с меня не слезет.
– А еще три?
– Это так. У нашего косметолога. Она, помнишь, я тебе говорила, целлюлит убирает. Бешеные деньги, между прочим. А дала всего три штуки. Осторожная, блин.
– И что теперь делать? – с ужасом спросила я.
– На работу можно даже не ходить, – задумчиво потерла виски Динка.
– А что, если просто не отдавать? Потом, как сможешь, и отдашь.
– Это и ежу понятно, что пока не смогу, то и не отдам, – разозлилась Динка. – Вопрос, когда я смогу? Особенно без такой чудесной работы.
– Но, может, тебя еще и не уволят.
– Не уволят? – вытаращилась на меня Динка. – А ты бы оставила на работе бухгалтера, который тебе задолжал и ни фига не отдает.
– Тебя бы я оставила, – насупилась я. – В конце концов, это ж частное дело.
– А ну посмотрим, – согласилась Динка и тут же набрала телефонный номер своего офиса. – Алло. Петр Исмаилович? Это Дина Львовна. Да. Я сегодня задержусь, мне надо с балансом поработать. Что? Как у меня хватает наглости? Передать дела? Немедленно?
– Все ясно, – вздохнула я.
Динка отстранила трубку от уха и демонстративно показала мне. Трубка изрыгала ругательства. Динка немного поковырялась в зубе, делая вид, что льющийся из телефона поток брани никак ее не касается. А потом, когда Петр Исмаилович наконец поутих, снова вступила в разговор.
– Я вам сказала, что все отдам. В конце концов, я-то чем виновата, что фонд разорился. Ах, вам нет никакого дела до фонда! Вы давали деньги мне? И тоже хотите в суд?
– Принести Костика? – прошептала я, но Динка улыбнулась и отказалась. Еще некоторое время она пыталась достучаться до разума главврача своей уже теперь явно бывшей работы, объясняя, что и сейчас слишком много претендентов на ее скромный автомобильчик. Разум главврача оставался глух. Тогда Динка выдавила какое-то подобие прощания и бросила трубку.
– Ну, теперь ты убедилась? – Она смотрела на меня так, словно бы я утверждала, что любезнейший Петр Исмаилович обязательно предложит ей свою финансовую помощь и участие.
– Да уж. Теперь я имею бывшего мужа, а ты…
– А я бывшую работу. Красота. Осталось только лишиться машины, и можно смело заказывать надпись на надгробном памятнике: «Она прожила свою короткую жизнь бесполезно и глупо».
– Немедленно прекрати! – возмутилась я. – Еще никогда хороший бухгалтер не оставался без работы.
– Ты считаешь? – с надеждой посмотрела на меня Динка.
Но на деле все оказалось не так радужно, как мне казалось. Кризис, в существование которого еще недавно никто не верил, хоть оказался и не таким всеобъемлющим, как прошлый, девяносто восьмого года (когда в тупик была загнана практически вся страна), нанес существенный урон, по крайней мере Москве. Зарплаты постепенно упали вдвое. Динка еще могла требовать для себя, как для опытного главного бухгалтера, приличного оклада, но его ей уже никто не давал. Единственным источником нашего дохода были нескончаемые вереницы мелких фирмешек, которые не могли себе позволить взять бухгалтера на баланс. Динка круглосуточно просиживала за столом, составляя бесконечные нулевые балансы, выводя НДС и подоходный налог. Однако через пару месяцев такой жизни, когда денег с трудом хватало на оплату квартиры и еду, а телефон стабильно звонил раз в три дня и разрывался криками о возврате долга, наступил предел Динкиному терпению.