– Как за что? – обиделась она. – Разве не ты тут торчала около телефона, преступно дезинформируя звонящих? Разве не благодаря тебе я снова подпираю стены своего кабинета?
– Ну…
– И не отвечай. Ты уже пообещала сделать то, что я скажу.
– Но что сделать-то?
– Ты поедешь отдыхать. Одна. Без сына. Куда-нибудь за границу, где тепло и есть море. И перетрахаешься там со всеми, с кем только пожелаешь.
– Я не хочу…
– Не спорь. Ну, не захочешь трахаться, просто полежишь в шезлонге и подумаешь, куда дальше плыть. Серьезно. Тебе необходимо отдохнуть.
– Но сын! Куда я дену сына? – начала было возражать я.
– Оставишь маме! – моментально отреагировала Динка.
Я вдруг подумала, а почему бы и нет? Почему бы мне действительно не поехать, скажем, в Египет, не полежать там на песочке? Если уж эта прекрасная жизнь делает мне такой подарок, то глупо было бы отказываться.
– Хо-ро-шо, – по слогам ответила я.
Динка с минуту смотрела на меня, пытаясь понять, действительно ли я так быстро согласилась, или меня стоит попрессовать еще какое-то время. Видимо, решив, что моим словам доверять нельзя, она потребовала, чтобы я тут же позвонила маме и обо всем договорилась.
– Звони! – сунула она мне в нос трубку.
– Ну, зачем. Я потом позвоню. Она не откажется, я думаю… – мямлила я.
– Звони! – грозно свела брови Динка, и я тут же набрала номер наших соседей, чтобы они подозвали маму. Мама прибежала минут через пять и долго радостно охала, спрашивая, как там я, да как там наш мальчик (наш зайчик, рыбка, котик, слоник, тю-тю-тю).
– Мам, все хорошо. Я тут хочу поехать отдохнуть одна. Ты не возьмешь к себе Костика на пару недель?
– Ну конечно, привози, – без тени сомнений выдала ответ мама.
Я посверлила глазами Динку, мол, вот, я говорила, стоило ли беспокоить человека!
– Спасибо, мам. Ну, до встречи? – радостно поспешила закончить я разговор. Но не тут-то было.
– Ой, доченька, а у меня тут такое! – вдруг не своим тоном запричитала мама.
– Какое? – чуть не обмерла я. – Ты себя плохо чувствуешь?
– Да нет, – с досадой отмахнулась она. – Тут твой муж приезжал.
– Какой муж? – растерялась я.
– А что, их у тебя много? – ехидно переспросила мама. – Константин, вот какой. Он тут тебя ищет повсюду, а я даже не знаю твоего телефона. Почему ты мне не оставила вашего телефона?
– Ну, сюда нельзя было звонить. Мы тут с телефоном такое делали, что трудно объяснить, – пробормотала я и запнулась. – Мам, правда, что ли, Костя приезжал к тебе? В Петушки?
– Ну да.
– Костя? В ПЕТУШКИ? – Я не могла поверить в такое несусветное чудо. – И что он хотел?
– Я ж говорю, искал тебя. Зачем – не сказал. Страшно злился, орал, что это недопустимо, так пропадать молодой женщине с маленьким ребенком. Целую проповедь мне прочитал! Высокомерный, как всегда. И в белых брюках, пятно поставил.
– Мам, а чего он хотел-то все-таки? – жалобно взмолилась я.
– Не знаю, дочка. Рази ж по твоему надутому индюку можно сказать, чего он хочет. Он же весь в себе, – растерянно пояснила мама.
– И что? Уехал потом? – испугалась я. Господи, да если бы я только знала, если бы я могла только предположить, что Костика занесет в Петушки, что самого эстета Прудникова занесет в мои Петушки – да я бы вообще оттуда не уезжала.
– Ну, конечно, уехал. А что, ты думала, он тут со мной жить останется? – усмехнулась мама. Я подавленно замолчала. – Но он тебе тут телефоны оставил. Целых сто штук телефонов. И такие, и сякие, и мобильные…. Велел, чтоб ты, как найдешься, немедленно ему перезвонила. Немедленно!
– Что ж ты молчишь, мама! Что ж ты молчишь, – злобно зашипела я в трубку. Мама быстро надиктовала мне «сто штук» телефонов, которых и было то всего четыре. Два рабочих, один мобильный и один домашний. Я смотрела на листочек с Костиными номерами и силилась успокоиться. Но это было непросто. Меня лихорадило, как при малярии.
– Да успокойся ты. Я всегда знала, что он вернется! – гладила меня по голове Динка.
– Да? А раньше ты говорила по-другому, – упиралась я. – А вдруг я ему просто зачем-то понадобилась. Ну, бумаги какие-то подписать.
– У вас даже нет совместного имущества. Какие бумаги подписать? – взывала к моему разуму Динуля.
– А может, он просто хочет развестись?
– Ага. И не может это сделать без тебя! Ты в каком веке живешь? Да за этот год он мог с тобой заочно хоть пять раз развестись. «Не сошлись характерами, совместного хозяйства не ведем, место жительства неизвестно». И все! На третий раз разводят. Стоило ему из-за этого переться в Петушки и сажать пятно на белых брюках. Наверняка дорогущих.
– Действительно. Тогда что? – нерешительно шепелявила я. Нужно было, чтобы кто-то дал мне веслом по голове. Может, это бы помогло мне как-то прийти в себя. Но подходящего весла не было и в помине.
– Слушай, а может, позвонишь да и все выяснишь? – внесла предложение подруга.
Отчего я немедленно принялась трястись, как заяц перед лисой.
– Наверное, сейчас уже поздно, – выкрикивала последние аргументы я.
– Поздно? В половине десятого? Ты сбрендила, да?
– ДА! Да, и мне надо принять какую-нибудь таблетку и забыться тяжелым сном, – вертелась я.
– Ну-ка, дай, я наберу его номер. Какой тут домашний? Алло! Костя! Привет, это Дина Дудикова. Помнишь меня? Это хорошо. Тут у меня стоит и трясется от страха одна известная нам обоим особа. Дать ей трубку? Хорошо, даю! – Она сунула мне в лицо трубку.
Я замерла и отказалась выдавить из себя хоть звук. Тогда Динка (вот кобра!) бросила в трубку:
– Она здесь, только онемела.
И я услышала Костин голос. Как всегда, спокойный и деловой.
– Полина?
– …
– Слушай, ну что за детский сад. Ты здесь?
– …
– Нам надо поговорить. Увидеться. Я тебя уже месяц ищу.
– Зачем? – еле слышно спросила я. Потому что я ценой титанических усилий пыталась сдержаться и не зарыдать.
– Ну… не телефонный разговор. Можно, я к тебе приеду?
– Но тут Дудикова, – возразила я, зная его «нежные» чувства к ней.
– В таком контексте я перенесу что угодно, не только твоего цербера с бухгалтерской головой, – чуть усмехнувшись, ответил он.
– Ну, приезжай, – как можно спокойнее сказала я, продиктовала адрес и, положив трубку на рычаг, принялась реветь.
Динка сначала спокойно слушала, как я изливаю потоки слез, страхов, ожиданий, надежд, мыслей, опасений… потом начала взывать к моей совести, тыча пальцем в перепуганного моими рыданиями сына. Я не реагировала, потому что, хоть я и казалась страдающей, на самом деле мне вдруг стало так хорошо, так спокойно и приятно поплакать, что я не могла, да и не хотела останавливаться. Неужели Костя приедет сюда, ко мне. Неужели я смогу сказать ему, что все еще люблю его, что вижу по ночам сны о нем, что зову его в этих снах и рыдаю оттого, что он не идет.