– Синьора Уолкер?
– Да-да, я слушаю.
– Соединяю.
– Наташа? – Голос Изабеллы был необычно подавленным.
– Почему, черт возьми, ты не отвечала на мои письма?
– Я... не знаю, Наташа... Я не знала, что писать. Наташа нахмурилась, а затем сказала:
– Я беспокоилась за тебя. С тобой все в порядке? – Озабоченность в ее голосе долетела за пять тысяч миль, растрогав Изабеллу, которая смахнула слезы с глаз и чуть ли не улыбнулась.
– Полагаю, да. Мне надо попросить тебя об одолжении. – У них так было всегда. Они могли начать с того, на чем расстались, не разговаривать друг с другом по шесть месяцев, а потом снова вести себя как сестры, встретившись или заговорив по телефону. Это был один из тех редких случаев дружбы, на которую всегда можно положиться и которая никогда не остывала.
– Говори, в чем дело, – сказала Наташа. Изабелла кратко объяснила, что произошло с Алессандро в тот день, или, вернее, не случилось.
– Я больше не вынесу этого. Я не могу рисковать им. Подумав о собственном сыне, Наташа задрожала от этого рассказа.
– Никто не в силах вынести подобное. Ты хочешь отправить его ко мне? – Между их сыновьями была разница всего в четыре месяца, и Наташе вовсе не помешал бы еще один ребенок. – Джесон будет в восторге, – добавила она. – Он постоянно упрекает меня за то, что у него нет брата. А они совсем как братья. – Год назад, когда они все вместе поехали кататься на лыжах в Сант-Мориц, мальчики удивили всех и самих себя, отрезав друг у друга волосы. – Я серьезно, Изабелла. Я считаю, тебе следует увезти его из Рима.
– Я согласна. – Последовала короткая пауза. – А как ты смотришь на то, чтобы снова заиметь соседку по комнате? – Она ждала, не зная, что скажет Наташа, но ответ прозвучал мгновенно. Он выражался в долгом восторженном визге маленькой девочки-южанки. Изабелла неожиданно поняла, что смеется.
– Я была бы в восторге. Ты серьезно?
– Даже очень. Мы с Бернардо пришли к выводу, что другого выхода нет. Только на некоторое время. Не навсегда, конечно. И, Наташа...– она замолчала, размышляя, как объяснить, что она не просто уезжает, – это может оказаться неприятным. Мне придется скрываться. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я.
– Это скверно. Ты не сможешь и шага ступить из квартиры.
– Ты действительно думаешь, что и там меня могут узнать?
– Ты серьезно? Конечно, не строители подземки, но почти все остальные. И потом, если ты исчезнешь из Рима, то об этом напечатают в газетах во всем мире.
– Тогда мне остается только скрываться.
– А ты сможешь так жить? – У Наташи имелись свои сомнения.
– У меня нет выбора. По крайней мере в настоящий момент. Именно это мне придется делать.
Наташа всегда восхищалась ее чувством долга, смелостью и стилем.
– Но ты уверена, что сможешь ужиться со мной? Я могла бы остановиться где-нибудь в другом месте, – сказала Изабелла.
– Ну уж дудки! Если ты остановишься где-нибудь еще, я больше никогда не стану разговаривать с тобой! Когда ты приедешь?
– Я не знаю. Я только что приняла это решение. Понадобится некоторое время, чтобы утрясти все на работе. Я собираюсь руководить работой «Сан-Грегорио», где бы ни находилась.
В ответ Наташа протяжно присвистнула:
– И как, черт подери, ты собираешься это делать?
– Мы должны это продумать. На бедного Бернардо, как всегда, свалится почти вся работа. Но если понадобится, я смогу каждый день разговаривать с ним по телефону, к тому же у нас в Нью-Йорке есть офис для представителей нашей фирмы. Я могу звонить им, не говоря, что нахожусь в Нью-Йорке. Думаю, это можно устроить.
– Если даже и невозможно, то ты это сделаешь. А если и не сможешь, то все равно сделаешь.
– Хотела бы я быть столь же уверенной. Мне ненавистна мысль, что я брошу работу здесь. Ох, Наташа... – Она грустно и протяжно вздохнула. – Это было ужасное время. Мне кажется, что я стала другой.
Наташа промолчала, но Изабелла и говорила совсем иначе, чем прежде. Последние четыре месяца сыграли свою зловещую роль.
– Я чувствую себя заведенной машиной, – продолжала Изабелла. – Мне кое-как удается выжить, выматываясь до предела на работе, а когда могу, играю с Алессандро. Но я продолжаю... продолжаю думать... – Наташа услышала, как на другом конце дрогнул голос подруги. – Я продолжаю думать, что он снова вернется домой. Что на самом деле он не умер.
– Думаю, так бывает, когда тот, кого мы любим, внезапно исчезает. И нет времени, чтобы осознать это, понять.
– Я вообще больше ничего не понимаю.
– Ты и не должна, – мягко произнесла Наташа. – Просто приезжай. – Теперь и у нее на глазах появились слезы при мысли о подруге. – Тебе следовало позволить мне приехать в Рим четыре месяца назад. Я увезла бы тебя сюда еще тогда.
– Я бы не поехала.
– Нет, поехала бы. Если помнишь, я на шесть дюймов выше тебя.
Изабелла вдруг засмеялась. Будет чудесно вновь увидеть Наташу. И возможно, поездка в Нью-Йорк окажется даже веселой. Веселой! Это безумие – думать так после всего, что произошло за последние четыре месяца.
– Серьезно, как ты думаешь, когда вы сможете приехать? – Наташа уже начала быстро прикидывать в уме и кое-что записывать. – Ты хочешь сначала отправить сюда Алессандро? Или предпочитаешь, чтобы я сейчас же приехала и забрала его?
Изабелла на миг задумалась, но сказала:
– Нет. Я приеду вместе с ним. Я не намерена выпускать его из виду.
Слушая ее, Наташа начинала догадываться, как это сказывалось на мальчике, но сейчас было не время спрашивать, а Изабелла уже продолжала:
– Запомни, никому ни слова об этом. И, Наташа... спасибо.
– Иди к черту, макаронная рожица.
Этого ласкового прозвища, придуманного Наташей, Изабелла не слышала уже много лет. Попрощавшись, она поняла, что смеется впервые за последние месяцы. Она положила трубку, подняла взгляд и увидела встревоженное и напряженное лицо Бернардо. Изабелла даже забыла, что он рядом.
– Я еду.
– Скоро?
– Как только мы сможем все уладить на работе. Как ты думаешь? Нескольких недель хватит? – Она посмотрела на него, а в мозгу у нее уже вертелись сомнения. Неужели это вообще возможно? Сумеет ли она руководить делами, прячась у Наташи в Нью-Йорке?
Но Бернардо уже кивал:
– Да. Мы отправим тебя отсюда через несколько недель.
С этими словами он взял стопку бумаги со стола в ее спальне, и они принялись разрабатывать план.