Под парусом надежды | Страница: 40

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

«Ничего себе не по-мужски!» – быстро и как-то по-хулигански подумала Кира, вспомнив тяжелые Стасовы руки, откровенные, сильные и до такой степени приятно-мужские, что даже легкая дрожь пробежала у нее по позвоночнику. Вот же оно – женское начало, с готовностью природному закону «каждой твари по паре» отзывчивое! Ничем его не пробьешь, однако. Даже и горем. Даже и неловко как-то. Хорошо, хоть Ирина Васильевна на нее в этот момент не взглянула.

– Он, знаете, такой у меня вырос – весь миру распахнутый. Только хорошее в нем видит. Так же нельзя, наверное? Надо же его во многообразии принимать, мир-то… И с хорошим, и с плохим… Надо было этому его с малолетства учить, а я не сумела. Я даже и поспорить-то с ним никогда не могла! Принимала такого, какой есть, и переделывать не пыталась… Он с четвертого курса политехнического решил уйти – я и не возражала. Ни слова против не сказала! Просто поверила, и все. И когда он Татьяну в дом привел – тоже поверила… Да он, знаете, любую так мог привести – я бы всех приняла, как дочерей родных. Не присматриваясь. Раз сыну нравится, значит, и мне хорошо. Как вы думаете, это неправильно?

– А вы кем работаете, Ирина Васильевна? – решила отвлечь ее Кира от виноватых мыслей.

– Я? Учительницей словесности… А что?

– Правда? Ой, а у меня мама – тоже учитель… И тоже словесности… Надо же, как бывает! А вот она, знаете, к моим кавалерам очень всегда предвзято относилась, только что через лупу их на пригодность в мои мужья не рассматривала… – неожиданно для себя тоже разоткровенничалась Кира. – Когда от нас папа ушел, она все повторяла, что у меня нет уже права на ошибку, что это роскошь слишком большая в моем положении.

– Ну и молодец ваша мама. Наверное, так и надо. А я вот…

– Да ни в чем вы не виноваты, Ирина Васильевна! Ну что, у вашей Татьяны на лбу, что ли, было написано, что она… впечатлительная такая да к фанатизму склонная? Стас рассказывал – она обычная совершенно девчонка была, хохотушка-веселушка…

– Ну да… Только не все впечатлительные хохотушки до такой степени в этот фанатизм впадают. Ой, боюсь, не найдем мы их ни на каком вокзале…

– Найдем! – решительно произнесла Кира. – Все равно найдем! В крайнем случае пойдем в милицию, пусть они этих… братьев в срочный розыск объявят! Я позвоню Степану – он поможет! И вот еще что… Давайте-ка мы с вами разделимся, Ирина Васильевна! Вы на вокзале останетесь, а я в аэропорт поеду… Вдруг они на самолете решили лететь? Стас говорил, Татьяна квартиру продала, у нее сейчас денег много… Не все же она в общину отдать успела. Скорее всего, что так и есть – точно на самолете полетят.

– Что ж, давайте. Кира, а вы моему сыну кто? Я так и не спросила…

– Потом с вами на эту тему поговорим, ладно? – отчаянно смутившись, проговорила Кира. – Вон, смотрите, мы подъезжаем уже… Я сейчас на автобус – и в аэропорт. Телефонами мы обменялись. Будем связь держать…


Как-то так в Кириной жизни случилось, что она ни разу не летала самолетом. В сопливом детстве с отцом и матерью в отпуск на поезде ездила – это да. Это она помнит. На поезде дешевле было. А когда у них с мамой неполная семья образовалась, тут и не до моря уже стало. И не до поезда, соответственно. И тем более не до самолета. Хотя в аэропорту она бывала конечно же – подруг провожала, потом встречала…

Ей всегда нравилась особенная атмосфера этого огромного заведения. Казалось, все здесь пропитано запахами кофе, женского и мужского парфюма, хорошей еды из маленьких кафешек… Дух предвкушения комфортного путешествия витал здесь в воздухе и был осязаем, как сигаретный дым, например. И еще он был такой… с примесью авантюризма. Дух обеспеченной ленивой жизни. Ну, может, не совсем ленивой – просто обеспеченной… Даже голос дикторши, ласково воркующий после нежно прозвучавших звуков незатейливой мелодии, был особенным. Вот попробуй скажи железнодорожная дикторша что-нибудь таким волнующим, сексапильным голоском! Не поймут ведь, точно не поймут… Встанут потенциальные пассажиры поездов да электричек немым столбняком и опоздают на свои более демократические, чем здесь, виды транспорта…

Однако в этот раз Кире было не до восторженных ощущений. Рыская глазами по довольно-расслабленным пассажирским лицам, она вдруг резко ощутила свою чужеродность. Не место здесь было для лиц, проблемами озабоченных. Лица присутствовали в основном отрешенные, отпускные, на праздник жизни настроенные. Не в аэропорту они уже были, эти лица. Там уже были, где несется навстречу тугой морской ветер, где играет легкая танцевальная музыка, где ломятся от обильной еды шведские столы и щедро льется вино по бокалам. Где от магического словосочетания «все включено» колбасит бедного человека желание не пропустить мимо себя ничего, в это самое «все включено» включенного, да еще при этом надо измудриться и отдохнуть как-то. Нет, встречались, конечно, в этой праздной толпе и озабоченные лица, но редко. Да и озабоченность эта была совсем другого рода – не испуганная и не горестная конечно же, а скорее деловая – командировочная. В общем, никто здесь никого не искал, глазами не рыскал, не дрожал внутри от страха за судьбу чужого, по сути, ребенка…

Остро запахло жареной отбивной из застекленной кафешки, и Кира сглотнула судорожно, почувствовав в пустом желудке гулкую тошнотворную пустоту. Да и то – с утра маковой росинки во рту не было. И заскочить, перекусить времени нет. Ладно, обойдемся и без отбивных, и без маковых росинок. Вон, регистрацию на Новосибирск у девятой стойки объявили, надо туда рвануть, посмотреть… Вполне они, Татьяна с «братьями», могут этим рейсом полететь! А куда им еще и лететь, как не в те края? Не в сочинских же заповедниках они собрались в леса да в поля от бренного мира уходить и не на Красном море…

В очереди к девятой стойке их тоже не было. Их нигде не было, черт возьми! И телефон в кармане рубашки молчал. Это значит, что Ирина Васильевна их тоже на вокзале не обнаружила… А может, все-таки позвонить ей? Вдруг да новости есть…

Однако мобильник преподнес ей свою «новость» – заряд батареи жил уже на последнем практически издыхании. Выругавшись шепотом, она сунула его обратно в карман, стиснула зубы, заставила себя внутренне встрепенуться. Нельзя, нельзя руки опускать! Не могли они так быстро ни улететь, ни уехать… Сколько времени-то прошло? Они же с Ириной Васильевной, можно сказать, след в след… Если только не решили они в другой день в свои леса да поля рвануть… Хотя зачем, для чего им здесь оставаться? Стас говорил, что Татьяна очень с этим судом торопилась. Говорила, что якобы все ее братья и сестры уже на воле новой да чистой жизнью живут, а она тут вынуждена в мирские судебные тяжбы вступить… Что, мол, она и без всякого суда ребенка бы у него забрала, но начальство общинное ей так велело – чтоб все по закону было. Чтоб без всяких там милиций да розысков. Надо же, продуманное начальство какое. Милиции, значит, боится. Значит, по всему выходит – самый резон Татьяне поторопиться «на волю» отбыть…

Убедив себя мысленно в необходимости своего здесь, в аэропорту, присутствия, Кира решила пройтись еще раз по второму этажу, где располагался зал ожидания. Поднявшись туда по широкой лестнице, она медленно двинулась по боковому проходу, вглядываясь в лица мирно сидящих в креслах пассажиров. Кто читал газету, кто придремал, нежно ухватив и прижав к груди свою сумку, кто туповато смотрел в пространство, потом вздрагивал и периодически навострял уши навстречу нежным переливам мелодии, предвещающей ласковый голос дикторши. Все те же самые лица. Кире казалось, она уже выучила их наизусть. А вот там, дальше, в прошлый ее обход, пустые места были… Там кто-то новый уселся, надо подойти поближе, посмотреть…