– Ладно! Уговорили! Отдаюсь! – решительно тряхнула головой Марина. – Ведите меня, Александра, я вся насквозь ваша…
Усевшись в удобное мягкое кресло, она смиренно позволила подкатить себя к раковине. Ласковые Сашины ручки вместе с теплыми водяными струями прошлись по волосам, и полотенце было на ощупь приятно-мягким, пахло духовитой порошковой «морозной свежестью». Открыв глаза, она увидела свое лицо в зеркале – испуганное, без косметики, в обрамлении мокрых перышек волос. И не сдержалась, полезла-таки «под руку»:
– Сашенька… А вы и впрямь меня очень коротко стричь будете? Как Илья предложил?
– Так. Давайте мы вот что сделаем… – Саша коротко вздохнула и резко развернула кресло в обратную от зеркала сторону. Потом, будто извиняясь, проговорила: – Нет, правда, так лучше будет! И вы нервничать над процессом не станете, и мне так спокойнее. А потом я вам еще и лицо нарисую. Я уже вижу ваш стиль и вас вижу. Вам понравится, не бойтесь. Расслабьтесь, подремлите… Представьте себе, например, что вы в телевизионной передаче снимаетесь. Там тоже так – отвернут героиню от зеркала, поколдуют над ней, а потом – раз! – и обратно к зеркалу повернут. И у нее сразу обморок образуется от счастья. Хотите обморок, Марина?
– Нет уж. Я лучше расслаблюсь. И подремлю. Делайте со мной что хотите.
Задремать ей, конечно, не удалось, но насчет расслабиться – это вполне. Отключилась, поплыла вслед за хлынувшим в окна салона предобеденным солнцем, растаяла от хорошей спокойной музыки, идущей откуда-то сверху, будто льющейся нежным потоком на голову. Праздник какой-то, единение яркого солнечного света и музыки. И сладких салонных запахов. А вон там, в холле, сидит ее юный любовник Илья, журнальчик почитывает. А вот и какая-то девица к нему подвалила. С подносом, в желтом коротком платьице. Таком же, как у Саши. Ага, это сервис у них местный – посетителей кофеем поить. Но как эта девица изгаляется перед ним, боже ты мой! Вытянулась стройным организмом, будто задребезжать готова. Еще и улыбается… Да ладно, она тут по должностной инструкции всем улыбаться обязана, а вот вы, старая расслабившаяся девушка Марина Никитична, чего в кресле сидите, психуете? Ревнуете, что ль? Приятно вам ревновать, да? Но ведь ревнуют собственницы, а вы вроде как на вечное женское право в данном конкретном случае и не претендуете… Или уже претендуете? А что делать, раз само в руки идет? А может, это судьба?
Пустив на самотек эту коварную, но до ужаса приятную мысль, она вздохнула коротко, будто всхлипнула, и Саша, согнувшись, глянула на нее удивленно:
– Я вам больно сделала?
– Нет-нет, Сашенька. Что ты. Все хорошо. Работай спокойно, я вся без остатка твоя.
Кивнув, Саша выпрямилась, и Марина снова глянула в холл. Девица, поставив перед Ильей дымящуюся паром чашку, удалилась, скромно, но красиво виляя задом. Достойно так виляя. Глядя ей вслед, потянуло отчего-то додумать прежнюю коварную мысль. Ну, не додумать, так пофантазировать немножко. Вот интересно, к примеру, как бы Машка к Илье отнеслась? Ей семнадцать, ему двадцать семь… Опасное пограничное состояние, между прочим. Не любила Марина пограничных состояний, всегда сознавала в себе это качество. Муж должен быть старше жены, от свекрови надо жить отдельно, ребенка надо заводить вовремя… Ага. Все правильно. А Волга впадает в Каспийское море. А Москва – столица нашей родины. И все-таки! Зачем им с Машкой оно нужно, это опасное пограничное состояние? Нет, точно все бабы – дуры… Стоит их обласкать, они уж и на будущее всякие планы начинают строить.
– Ну вот, с прической мы справились, – довольно проговорила над ее ухом Саша. – Отлично получилось, между прочим. Класс. Все-таки есть у меня чувство образа…
– Посмотреть-то можно? – задвигалась Марина, пытаясь развернуть кресло к зеркалу.
– Нет! Погодите! Рано еще! Сейчас макияж будем делать!
– Да я одним глазком! – прохныкала Марина заискивающе.
– Нет. Потерпите. Это недолго…
– Ладно уж. Потерплю. Прямо издевательство какое-то над человеком.
– Ага… Над всеми бы так издевались… А вам Илья кем приходится? Он так за вас просил… Мне пришлось отзваниваться, чтоб очередную клиентку на более позднее время записать.
– А что, очередь большая? – преувеличенно заинтересованно спросила Марина, чтобы увести опасный диалог в сторону.
– Ну да… – явственно скользнули в голосе девушки горделивые нотки. – Я вообще одним из лучших мастеров в городе считаюсь… Да сами скоро увидите! Вам с этой стрижкой больше двадцати пяти не дашь! Обалдеете просто!
Марина хмыкнула, и сама не поняла от чего – то ли аванс на омоложение одобрила, то ли сильно в словах девушки усомнилась. Снова расслабившись и подняв лицо к солнцу, как молодой подсолнух, отдалась легким прикосновениям кисточек-щеточек. Ощущение было странным – одновременно щекочущим и аппетитно возбуждающим. Наверное, опасная эта штука – предвкушение предстоящего чуда собственного преображения. А вдруг преображение не состоится? Вдруг она настригла ей на голове невесть чего – ирокез какой-нибудь немыслимый?
– Ну, вот и все… – довольно проговорила Саша, отходя на два шага и любуясь своей работой. – Да погодите вы, пеньюар сниму…
Ловким движением сдернув с нее желтую полотняную тряпочку, она развернула кресло к зеркалу, и Марина глянула на себя настороженно…
Она даже не поняла поначалу, чье лицо увидела в зеркале. Уж точно не свое. Даже оглянулась растерянно – не стоит ли кто за спиной. За спиной стояла только улыбающаяся довольно Саша, да и то в некотором отдалении. Стало быть, это ее собственное лицо там, в зеркале? Но этого просто не может быть. Там девчонка какая-то. До боли знакомая. Лихие светлые вихорки приятного медового оттенка – под цвет глаз – красиво клубятся надо лбом, ушки чуть оттопырены, кожа светится матово и празднично, оттененная тихим румянцем, и губы блестят незнакомой округлой припухлостью. А еще – брови вразлет. У нее что, от природы такие красивые брови? Надо же… И шрамик на виске у девчонки трогательный. Удачно вписался в образ.
– Ну? Нравится? – не выдержав ее молчания, чуть обиженно спросила Саша.
– Не то слово…
Марина повертела осторожно головой, будто попыталась удостовериться в том, что в рамке зеркала находится именно ее лицо. Как-то не верилось, и все тут. Слишком уж хорошенькая девчонка в зеркале сидела. Молодая, кокетливая. Такие девчонки работу бумажную не пашут, по дому с уборкой не носятся, щи да котлеты на обед не готовят. Они другую какую-то жизнь ведут. Гламурную, тусовочную, телевизионную. Во! Точно! Утром по телевизору точно такую девчонку показывали, она музыкальную программу на молодежном канале вела…
– Надо же… – снова повертела она головой, с трудом привыкая к своему новому образу. – А я всегда считала, что моя прическа очень для меня съедобная… Средняя длина волос…
– Ну да, съедобная! – язвительно хмыкнула Саша. – Отвратительная была у вас прическа, а не съедобная! – И добавила менторским тоном: – Запомните раз и навсегда, не бывает у нормальных женщин средней длины волос! Они должны быть или короткими, или длинными, и все! Третьего не дано.