Быстро собрав постель и кое-как запихнув ее в шкаф, Бася молча вышла из комнаты, принялась торопливо хозяйничать на кухне, пытаясь прикрыть за этой торопливостью свое раздражение. Но, видимо, плохо оно прикрывалось. Чайник на плиту грохнулся со стуком, извлеченное из холодильника яйцо само собой выскользнуло из рук, растеклось по линолеуму бело-желтой лужицей. Когда резала хлеб, рука дрогнула, чуть не проехалась острием ножа по фаланге пальца. И кофе из турки почти убежал — едва успела поймать. А самое обидное — зря и старалась. Умытая и одетая Варя заглянула на кухню, проговорила быстро:
— Бась, я не буду завтракать, не надо ничего!
— Почему, Варь?
— Не хочу. Я в институте в буфет забегу.
— Значит, мачеха для тебя расстаралась, а ты — не буду? — тут же послышался за Вариной спиной скрипучий голосок тети Дуни.
Отодвинув Варю рукой, она вошла на кухню, по-хозяйски уселась за стол, поджав губы.
— А почему вы решили, что она для меня расстаралась?
— А то для кого ж? Не для меня же. Я чай не барыня, меня отродясь никто завтраками не кормил. Всю жизнь сама себя кормила.
Закатив глаза и тоненько то ли простонав, то ли подвыв, Варя развернулась, успев махнуть Басе рукой, и скрылась в прихожей. Прежде чем закрыть за собой дверь, крикнула звонко:
— Бась! Я сегодня поздно вернусь, ты меня не жди!
Запахнув поглубже халат, Бася опустилась на стул, глянула в лицо тетке страдальчески:
— Теть Дунь, я же вас просила… Ну зачем, зачем вы так с ней?
— А как — так? Что я такого сказала? Она же тоже соображать должна! У тебя сейчас время такое — пора о своей старости подумать, деньжат прикопить, а ты… Сколь заработала — все на падчерицу спускаешь! Учеба-то, чай, нынче не дешева?
— Да мы сами разберемся, теть Дунь. И я вас очень прошу, ну просто очень прошу…
— Ой, да ладно…
Тяжело опершись руками о стол, тетка поднялась на ноги, побрела прочь из кухни. В дверях обернулась, проговорила сухо, с обидой:
— Ну, сами так сами… Потом вспомнишь меня, да поздно будет! Старость, ее ж никто у тебя не отменит, она хошь не хошь, а наступит… Мне-то что, я свое отжила…
Посидев минуту, Бася встала, налила себе кофе, подошла с чашкой к окну, задумалась. Вот вам и утро, которое по всем канонам должно быть вечера мудренее. Столько за это утро мудрости выскочило, хоть плачь. Можно и поплакать, конечно, только не сейчас, не сию минуту. В эту минуту надо решение принять… Как ни трудно, а надо! И не только принять, но и привести его в действие…
Одним глотком допив остывший кофе, она решительно прошла в прихожую, достала из сумки телефон. Потом вернулась на кухню, плотно прикрыла за собой дверь и долго сидела за столом, нервно потирая ладонью лоб и уставившись на телефонные кнопки. Нет, вовсе она не забыла тот номер из прежней жизни, нечего себя обманывать… Надо только протянуть руку и набрать его. Сейчас, только пальцы почему-то не слушаются. Заледенели вмиг. Ничего, можно этот номер и ледяными пальцами набрать. О боже, уже и гудки пошли… А если трубку возьмет не Вадим?
— Да! Вас слушают!
Недовольный женский голос врезался в нее, как нож в масло. И тут же собственный голос, неузнаваемый, проблеял вежливо:
— Здравствуйте… Извините, пожалуйста… Не могли бы вы пригласить Вадима Сергеевича к телефону?
— Нет, не могу. Нету его.
— А… Когда я могу ему позвонить?
— Так откуда ж я знаю? Я домработница, мое дело маленькое. Пришла, убралась, ужин приготовила да ушла…
— Ах, домработница… Что ж, понятно… А может, вы мне его номер мобильного телефона подскажете?
— А вы ему кто?
— Я? Я страховой агент…
— А… Ну, тогда я вам его рабочий телефон продиктую. А мобильный не велено всякому давать. Так что извините.
— Да. Конечно. Меня вполне устроит рабочий.
— Тогда пишите…
— Говорите, я запомню. Да, да, спасибо… Всего вам доброго. До свидания.
С облегчением нажав на кнопку отбоя, Бася перевела дух, отерла испарину со лба. Считай, половина дела уже сделана. Хотя какая там половина…
Резко вдохнув и выдохнув, она села очень прямо, набрала по памяти продиктованный домработницей номер. Ответил ей приятный воркующий женский голосок, скороговоркой произнес сначала название фирмы, потом без перехода опустился на тон выше:
— …Слушаю вас…
— Здравствуйте… Соедините меня, пожалуйста, с Вадимом Сергеевичем.
— Как вас представить?
— Ну, скажите, что это Бася звонит… Вернее, Барбара.
— Минуточку…
Зачем-то она подскочила со стула, подошла к окну, воровато оглянувшись на дверь. Когда в трубке пророкотал знакомый вальяжный голос, схватилась ладонью за горло. Но заговорила на удивление спокойно. И сама от себя не ожидала такого спокойствия — откуда вдруг что взялось…
— Здравствуй, Вадим. Это я, Бася. Ты узнал меня?
— Кто?! Кто это? Я не понял… Бася, это и впрямь… ты?
— Ну да, я.
— О господи… А где ты сейчас? Откуда ты звонишь?
— Я здесь, в городе.
— Давно?
— Это не важно, Вадим… Мне очень нужно с тобой поговорить. Мы можем где-нибудь ненадолго встретиться?
— Встретиться? Да, конечно же встретиться… Конечно! Скажи, где тебе удобно, я приеду…
— Давай в кафе на Старом бульваре, около драмтеатра, знаешь? Оно называется «Доктор Ватсон».
— Да. Знаю. А когда?
— Да хоть сейчас… Вернее, я через час туда подъеду.
— Хорошо. Я буду. Ты… одна придешь?
— Да. Одна.
Торопливо нажав на кнопку отбоя, она прижала ладони к горячим щекам, нервно передернула плечами. Надо же — именно то самое кафе для встречи назвала, то самое! Как это у нее получилось? Из больной памяти, что ли, выскочило? Именно там десять лет назад красивая девушка по имени Оксана убедила ее в необходимости исчезнуть из жизни Вадима… Господи, что же она стоит? Надо же одеться, надо же привести себя в порядок…
Подхватившись, она быстро выскочила из кухни, влетела в комнату, распахнула дверцы неказистого тети-Дуниного платяного шкафа, начала в лихорадке перебирать висящие на плечиках свои одёжки. А в самом деле, что же надеть? Может, костюм? Или платье, вот это, любимое? А может, просто юбку со строгой блузкой? Хотя — ко всему этому туфли надо, а ботинки у нее старые, нелепо смотреться будут… Но тогда что? Может, брючный костюм?
Стянув с плечиков пиджак от костюма, она кинулась к зеркалу, приложила его к себе. И вдруг увидела свое лицо — бледное, нервное, с горящими лихорадкой глазами. Тут же толкнуло внутри стыдом — чего это она делает? Еще и тети-Дунин скрипучий голос прозвучал за спиной насмешливым укором: