— Люси, Люси! Ты спешишь! Ты очень спешишь!.. От удивления красивые глаза Люси еще больше увеличились, она подняла их на мужа.
— Совсем нет, дорогой! Эдвард никогда не женится ни на одной другой женщине, кроме Генриетты. Он страшно упрям. Мой отец был таким же. Я совершенно уверена, что Генриетта выйдет за него замуж. Теперь, когда исчез Джон. Жаль только, что она его вообще встретила.
— Бедный Джон…
— Почему «бедный»? Потому, что он умер? Но все равно этим все кончается! Я никогда не жалею умерших…
— Мне казалось, что ты привязана к Джону, Люси?
— Да, он был приятный и очень обаятельный, но я совсем не думаю, что надо даже такому человеку придавать слишком большое значение.
И с милой улыбкой леди Эндкателл вновь принялась за свои кусты.
Эркюль Пуаро увидел Генриетту из окна. Она направлялась к нему. Она была в том же костюме из зеленого твида, что и в день преступления. Рядом бежал спаниель. Пуаро поспешил выйти ей навстречу.
— Разрешите посетить вашу виллу? — спросила она с улыбкой. — Я так люблю входить в дома, которые не знаю! Я вышла, чтобы выгулять собаку…
Генриетта прошла в комнату, где все было расставлено с большим старанием, по возможности симметрично.
— Вы прекрасно устроились! — воскликнула она. — Какой порядок! Моя мастерская вас испугала бы.
— Почему же?
— Потому что там все перемазано глиной и потому что там всего одна или две вещи, которые мне самой нравятся.
— Я это хорошо понимаю, мадемуазель. Вы же художница.
— А вы сами разве не художник, месье Пуаро?
Пуаро склонил голову набок.
— На этот вопрос я, пожалуй, отвечу «нет». Я видел преступления, которые можно было бы назвать произведениями искусства в том смысле, что у преступника была творческая фантазия. Но в криминальных расследованиях нет творчества. Для, того чтобы добиться успеха, нужна только любовь к правде.
— Любовь к правде… — задумчиво повторила Генриетта. Она живо продолжала:
— Это должно было сделать из вас ужасно опасного человека. Но достаточно ли вам знать правду?
Пуаро пристально посмотрел на нее.
— Что вы имеете в виду?
— Я понимаю, что вы хотите знать правду. Но, узнав ее, не захотите ли вы пойти дальше и действовать?
Пуаро был заинтересован.
— Иначе говоря, узнав правду о смерти доктора Кристоу, смогу ли я удовлетвориться этим? Сохранить ее для себя? А вы знаете эту правду?
Она пожала плечами.
— Наиболее очевидный ответ на ваш вопрос: «Герда». Это просто отвратительно: когда убит человек, прежде всего подозревают его жену!
— Вы с этим не согласны?
— Я всегда отношусь с недоверием к предвзятому мнению.
— Мисс Савернейк, — спросил Пуаро, — почему вы сюда пришли?
— Должна честно признаться, месье Пуаро, что я не разделяю вашу любовь к правде. Прогулка с собакой — это предлог. Вы, наверное, заметили, что у Эндкателлов нет собаки?
— Это от меня не ускользнуло.
— Спаниеля я одолжила у садовника. Вы видите, месье Пуаро, я не всегда говорю правду…
Она улыбнулась, и Пуаро спросил себя, почему он находит эту улыбку волнующей.
— Это возможно, — спокойно ответил он. — Но вы цельный человек.
— К чему вы это говорите? — В голосе Генриетты послышалось некоторое беспокойство.
— Говорю, так как считаю, что это верно.
— Цельность, — прошептала она, как бы разговаривая сама с собой, — кто знает, что это такое?
Она опустила голову, как будто изучала узор на ковре. Потом взглянула на Пуаро:
— Вы действительно хотите, чтобы я вам сказала, почему пришла?
— Вам это трудно выразить?
— Трудно. Завтра будет дознание. Мне нужно принять решение, я должна решить, сколько…
Она не закончила фразу, встала и подошла к камину. На полке камина стояли какие-то безделушки. Она переставила все предметы и в завершение поставила на камин вазу с цветами, которую взяла на столе.
Чтобы получить представление о тем, что сотворила, Генриетта отступила на несколько шагов.
— Как вы это находите, месье Пуаро?
— Мне это совсем не нравится!
— Я и не сомневалась! — Смеясь, она все расставила по-прежнему и сказала:
— Когда есть, что сказать, нужно говорить! Вы, месье Пуаро, относитесь к людям, которым можно доверять. Считаете ли вы необходимым, чтобы полиция знала, что я была любовницей Джона Кристоу?
Генриетта говорила совершенно спокойно, без всяких эмоций, но на Пуаро не смотрела. Она устремила взгляд на стену над его головой. Указательным пальцем она не переставала водить по декоративному желобку на керамической вазе. Пуаро подумал, что это движение, должно быть, индикатор ее эмоционального состояния.
— Значит, вы любили друг друга?
— Если хотите, да.
Он не отводил от нее глаз.
— Это было не так, как вы называете это, мадемуазель.
— Да.
— Почему?
Генриетта села рядом с ним на диван.
— Самое лучшее все изложить как можно точнее, — медленно продолжала она.
Генриетта все больше интересовала Эркюля Пуаро.
— И как долго вы были любовницей доктора Кристоу? — спросил он.
— Примерно полгода.
— Я полагаю, что полиция без особого труда до этого докопается.
— Я не уверена, пусть ищет…
— Они все узнают, и очень скоро.
— В таком случае, что же мне делать? Идти к инспектору Грэнджу и сказать ему… Как сказать это человеку, у которого такие усы, усы добропорядочного отца семейства?
Пуаро провел пальцами по собственным усам, законному предмету гордости.
— Тогда как мои, если я правильно вас понимаю…