— Вы совершенно правы! — воскликнул Грэндж. — Кроме Герды Кристоу, еще двое подозреваемых могли убить из ревности. Существуют еще две женщины в жизни Джона Кристоу. Первая — это Вероника Крей. Он был у нее в то утро, они ссорились, и она сказала, что ненавидит его сильнее, чем думала, что не знала, что способна так ненавидеть и что заставит его пожалеть о том, что он сделал.
— Очень интересно! — сказал Пуаро.
— Она приехала из Америки, из Голливуда, и, если верить газетам, выстрелы из револьвера там раздаются частенько. Можно предположить, что она направилась к пруду, чтобы забрать свою меховую накидку, которую забыла в павильоне ночью. Она встретила Кристоу, спор возобновился, обострился, она убила его и тем самым прекратила ссору. После этого она ушла той же дорогой, по которой пришла, как только услышала, что кто-то приближается.
После короткой паузы Грэндж продолжал с раздражением:
— Только вот этот проклятый револьвер сюда не подходит… Однако, если…
Радость промелькнула в его глазах.
— Она могла убить его из своего револьвера или из револьвера украденного у сэра Генри. Около трупа она оставила оружие из коллекции. Она хотела, чтобы подозрения пали на жителей «Долины». Она могла не знать, что есть возможность идентифицировать оружие, которым совершено преступление.
— Вы думаете, что есть люди, которые этого не знают?
— О том же мы говорили и с сэром Генри, — сказал инспектор. — Она считает, что всем это известно из-за огромного количества детективных романов. Один из них — «Тайна кровавого фонтана»; его читал в субботу Джон Кристоу, и в этом романе убийство раскрыли как раз таким способом.
— Придется допустить, что Вероника Крей украла оружие из кабинета сэра Генри.
— Если мы сможем это доказать, то убийство было преднамеренным, — инспектор продолжал терзать свои усы. — Существует еще одна возможность — мисс Савернейк. Снова взываю к вашей памяти свидетеля. Вы сами слышали, как, умирая, Джон Кристоу произнес имя Генриетты. Впрочем, все это слышали, кроме мистера Эдварда Эндкателла…
— Он не слышал? Это интересно.
— Все остальные слышали, это важно. Мисс Савернейк предполагает, что он пытался ей что-то сказать. Леди Эндкателл заявляет, что он открыл глаза, заметил мисс Савернейк и произнес ее имя. Мне кажется, она не придает этому никакого значения.
— Это меня нисколько не удивляет, — заметил Пуаро улыбаясь.
— Теперь, месье Пуаро, я хотел бы услышать ваше мнение. Вы были там, вы видели и слышали. Не пытался ли Кристоу обвинить Генриетту, сказать, что именно она его убила?
— До сих пор я этому не верил, — медленно сказал Пуаро.
— А теперь?
Пуаро вздохнул.
— Возможно, он хотел обвинить, но я ничего не могу утверждать. Вы просите, чтобы я сказал о своих впечатлениях. Впечатления через определенное время могут только отдалить от действительности.
— Это разговор неофициальный, — живо сказал инспектор. — То, что подумал месье Пуаро, еще не представляет собой доказательства, но может указать истинный путь.
— Я вас хорошо понимаю — впечатление очевидца может сослужить большую службу. К своему стыду, должен признать, что мои впечатления практически не имеют никакой ценности. Меня подвели глаза. То, что я увидел, исказило мое суждение. Я был убежден в том, что миссис Кристоу убила своего мужа, и, когда он открыл глаза и заговорил, я не мог представить себе, что он обвиняет другого человека. А сейчас я боюсь придать этой сцене смысл, которого она не имела.
— Я понял, что вы хотели сказать, месье Пуаро! Это было последнее слово, произнесенное умирающим. Или Кристоу обвинял, или он обращался с последним прощальным словом к любимой женщине. Что вы можете сказать но этому поводу?
Пуаро закрыл глаза, подумал, открыл и раздраженно произнес:
— Он требовал, вот что я могу сказать! Мне не показалось, что он обвинял или обращался к кому-то с последним словом. Это было не то! Я совершенно уверен, что он был в полном сознании, когда сказал это единственное слово — это был тон врача, отдающего распоряжения.
— Это уже третья возможность! О ней я и не думал, — сказал Грэндж. — Он чувствовал приближение смерти, он хотел, чтобы что-то сделали, не теряя времени. И если, как заявляет леди Эндкателл, Генриетта была первой, кого он увидел, открыв глаза, то он к ней и обратился. Объяснение приемлемое, но мало удовлетворительное.
— Нет ничего удовлетворительного в этом деле! — с горечью пробормотал Пуаро. Сцена убийства была предназначена для него, и он послушно проглотил наживку. Нет, удовлетворительного здесь было мало.
Грэндж посмотрел в окно:
— Возвращается сержант Кларк. У него такой вид, как будто он что-то узнал. Я поручил ему поговорить с прислугой. Это очень милый мальчик, он умеет обращаться с женским персоналом.
Сержант Кларк немного запыхался. Он казался очень довольным собой и старался это всячески скрыть.
— Я знал, где вы находитесь, господин инспектор, — объяснил он Грэнджу, — и решил немедленно перед вами отчитаться.
Он замолчал. Присутствие Пуаро, на которого он поглядывал с недоверием, стесняло полицейского.
— Продолжайте, — ободрил его инспектор. — Месье Пуаро больше забыл в нашей профессии, чем вы когда-либо будете знать.
— Хорошо, господин инспектор. В общем… я кое-что вытянул из посудомойки…
Грэндж торжествующе прервал его:
— Ну, что я вам говорил, месье Пуаро? Всегда можно на что-то надеяться, пока существует мелкая прислуга. Они судачат между собой, утешают друг друга, а горничные и повара смотрят на них свысока. Они всегда рады, если кто-то согласен их выслушать. Итак, Кларк?
— Эта девушка заявляет, господин инспектор, что в воскресенье после обеда она видела управляющего Гуджена, который пересекал холл и держал в руке револьвер.
— Гуджен?
— Да, господин инспектор.
Сержант раскрыл свою записную книжку и продолжал:
— Вот что она мне сказала дословно: «Не знаю, правильно ли я поступаю, но я должна вам сказать, что я видела в тот день. Мистер Гуджен стоял в холле с револьвером в руке, и мне показалось, что вид у него странный».
Закрывая свою записную книжку, сержант добавил:
— Может быть, она что-то потом и придумала, но мне показалось, что эта важная информация, и вы должны это узнать немедленно.