Осторожно снять Маларда с лошади оказалось нелегкой задачей, но Ранулф понимал, что от этого зависит жизнь человека. Ноги подгибались под тяжестью одетого в доспехи рыцаря. Но он все-таки сумел донести и уложить Маларда на грязные тростниковые подстилки.
Лайонин снова схватилась за живот: очередная схватка не заставила себя ждать. Теперь они следовали одна задругой. И каждая была сильнее прежней. Но бояться не было времени: следовало как можно скорее позаботиться о Маларде. Она собралась с силами, вошла в хижину и встала на колени рядом с раненым:
– Сейчас я перевяжу рану. Только приподними его, и мы снимем шоссы. Принеси тряпки. Нельзя ли разжечь огонь?
– Нельзя. Остается надеяться, что люди Морелла не увидят этих развалин. Морелл! Хотел бы я встретиться с ним один на один!
– Не трать время на размышления об этом человеке. Лучше найди какой-нибудь сосуд и поищи воду. Нужно очистить и забинтовать рану.
Ранулф молча вышел, так и не увидев, как жена зажмурилась и снова обхватила живот.
– Ребенок? – прерывисто прошептал Малард.
Она улыбнулась и пригладила мокрые от пота волосы:
– Не смей разговаривать и зря тратить силы. Мы позаботимся о тебе, и все будет хорошо, но ты должен отдохнуть. И ты прав, роды начались, только ничего не говори Ранулфу.
– Думаю, он и сам скоро узнает.
– Да. А теперь лежи смирно. Мне нужно вынуть из раны кусочки железа.
Вернулся Ранулф с большой глиняной миской, полной воды:
– Она треснула, но воду еще держит. Малард говорил с тобой?
– Он беспокоится за мою безопасность, – сказала она, почти нежно глядя на рыцаря.
Ранулф пригляделся к ней и, заметив ее бледность, коснулся волос и погладил по щеке.
Лайонин согнулась от боли. Ранулф прижал ее к себе:
– Опять малыш брыкается?
– Да, совсем разошелся. А теперь разорви камизу и намочи тряпки, пока я осмотрю рану.
Они молча и дружно работали. Лайонин тщательно удалила все обломки железа сорванной веточкой, с которой содрала кору. Приходилось часто замирать, чтобы вытерпеть очередной приступ боли. Ранулф не утешал ее, только держал за плечи.
Наконец нога Маларда была перевязана. Они подумали, что раненый заснул, но он неожиданно открыл глаза:
– Теперь ваша очередь, миледи.
– Да, – улыбнулась она. – Боюсь, моя очередь уже подошла.
Ей приходилось терпеть почти непрерывную боль.
– Что с тобой? – нахмурился Ранулф.
– Ваше дитя просится на свет, милорд, – прошептал Малард.
– Не может быть! Роды некому принимать! Графиня, терзаемая особенно сильной схваткой, невольно рассмеялась.
– Лайонин, тебе нельзя сейчас рожать. Погоди, пока я не найду повитуху!
– Нет, Ранулф, не оставляй меня. Помоги лучше лечь. Он взял ее на руки, и она ощутила, как дрожит его сильное тело.
– Боюсь, я опять залью тебя кровью, ибо роды без крови не обходятся. Ранулф! Я всего лишь хотела пошутить. Не принимай все так близко к сердцу! Роды – это легкий труд!
Он осторожно уложил ее на подстилку.
– Пойду нарву мха, чтобы сделать тебе постель. Время еще есть? – с трудом выдавил он.
– Да, но совсем немного. Ранулф вылетел из хижины.
Новая схватка оказалась такой сильной, что она судорожно схватилась за грязные стебли тростника. Чья-то большая теплая рука взяла ее руку. Сила и близость Маларда ободрили ее.
Ранулф вернулся очень быстро и расстелил под ней мох. И хотя увидел, как жена и Малард держатся за руки, ничего не сказал и втайне порадовался, что есть кому помочь. Лайонин согнула ноги в коленях и стала тужиться.
Ранулф взял себя в руки, разрезал на ней одежду, смочил тряпку и стал вытирать ее лоб, бормоча нежные слова при каждом новом приступе боли. Где-то неподалеку раздался конский топот, и все трое замерли, боясь, что Морелл их обнаружит. Но всадники промчались мимо, и они облегченно вздохнули.
Однако тишина стояла недолго. У Лайонин отошли воды, и Ранулф, на своем веку помогавший разродиться многим кобылам, понял, что ребенок скоро появится на свет. Малард, поддерживая себя руками, подобрался ближе и зажимал ей рот каждый раз, когда она пыталась закричать. К счастью, мучения ее скоро прекратились. Еще немного – и между ног роженицы показалась темная головка. Ранулф едва успел подхватить малыша, быстро размотал обвитую вокруг шеи пуповину и очистил ротик от слизи. Ребенок оглушительно завопил, протестуя против сырости и холода, и Ранулф поскорее обрезал пуповину и убрал послед.
Рождение младенца словно влило в Маларда новые силы. Именно он вытер кричащего ребенка лоскутом, оторванным от бархатного плаща, и потеплее закутал, осторожно касаясь густых черных волосиков, покрывавших головку. Он отдал ребенка измученной матери, и она нежно погладила сморщенное личико и крошечные ушки.
– Я тоже хочу увидеть свое дитя, – спокойно объявил Ранулф, беря у нее ребенка. Стояла ночь, и хотя они не смели разжечь костер, было светло – луна светила ярко. Ранулф вынес ребенка из хижины и, развернув плащ, принялся изучать маленькое тельце. Лайонин был виден только профиль мужа, державшего на руках сына: священный момент, который никто, кроме этих двоих, не мог бы разделить. Большая ладонь Черного Льва едва касалась крошечных пальчиков, и Ранулф улыбнулся, когда малыш крепко вцепился в смуглый, загрубевший палец отца.
Ранулф снова завернул сына, положил на грудь Лайонин и осторожно погладил ее по щеке. Только влажно блестевшие глаза выдавали глубину его чувств.
– Спасибо тебе за сына, – прошептал он, прежде чем лечь рядом. Все четверо мирно уснули, связанные пережитыми тяготами и совместной радостью. Разбудил их крик малыша, и все разделили счастье первого кормления и восторга блажен-1 ю щурившегося младенца. В эти ранние предрассветные часы не существовало неравенства между лордом и вассалом или отцом и другом. Их союз благословила новая жизнь невинного существа. Трое улыбавшихся друг другу взрослых стали одним целым.
Они еще немного поспали, а когда проснулись, на небе уже вовсю сияло солнце. Ранулф помог Маларду выбраться из хижины и облегчиться, после чего, оставив ребенка на попечение рыцаря, вынес жену на воздух.
Прежде чем войти обратно, Ранулф немного посидел под деревом с женой на коленях, нежно целуя пухлые губы.
– Насколько я понимаю, ты доволен сыном? – поддразнила она.
– Да, он самый красивый младенец на свете. Уверен, что лучше не бывает, – серьезно заверил ее Ранулф.
– Не считаешь, как большинство отцов, что он слишком красный и уродливый?
– И вовсе он не красный. Такой же смуглый и темноволосый, как я. Видела, как волосики завиваются на затылке? И у него будут зеленые глаза, как у матери. Он уже выказывает силу, подобающую рыцарю, и наверняка будет настоящим великаном.