Восемнадцать фарлонгов и пять минут, и все будет кончено.
Я нахожу в толпе Пак. В отличие от других она не тратит последние минуты на пустяки и не навешивает разные безделушки на конскую гриву. Она просто сидит в седле, прижавшись щекой к шее своей кобылки.
— Шон Кендрик!
Я узнаю голос Мэтта еще до того, как поворачиваю голову. Он неподалеку от меня, сидит на пегой кобыле. Когда она встряхивает гривой, колокольчики и бубенчики, вплетенные в нее, издают нестройные аккорды. Я не представляю, на какую скорость рассчитывает Мэтт, обвешав свою лошадь таким количеством железа; на пегой кобыле и железный нагрудник, и железный подхвостник…
— Не лезь ко мне с разговорами, — коротко бросаю я.
— Эти бега будут для тебя настоящим адом, — обещает Мэтт.
Корр прижимает уши к голове, и пегая кобыла делает то же самое. Я говорю:
— Здесь тебе меня не напугать.
Мэтт Малверн заставляет пегую отойти; она звенит и фыркает. Мэтт прослеживает за моим взглядом и смотрит на Пак.
— Знаю я, за кого ты боишься, Шон Кендрик.
Пак
Я изо всех сил стараюсь — хотя и безуспешно — сделать вид, что мне предстоит обычное состязание на скорость. Я пытаюсь не видеть, как далеко нам придется скакать. Мне нужно помнить о том, что я должна не просто выжить, но и добиться своего. Необходима победа. На мгновение меня охватывает чувство вины, потому что если я добьюсь того, что мне нужно, Шон своего не получит, но, может быть, не обязательно все должно быть именно так. Если я выиграю, уж наверное, денег хватит для нас обоих и можно будет выкупить Корра.
— Пак… Спустись-ка на минутку.
Я удивляюсь, слыша голос Пег Грэттон. Она стоит возле плеча Дав, глядя на меня снизу вверх. Ее волосы растрепаны ветром, лицо у нее серьезное. Я послушно соскальзываю на землю. Пег почему-то держит в руках свой птичий костюм.
— Как у тебя дела?
— Отлично, — отвечаю я.
— Значит, ужасно, — решает Пег. — Гэйб сказал мне, они не захотели дать тебе цвета бегов.
Я качаю головой. Я не хочу, чтобы на моем лице что-то отразилось.
Пег говорит:
— Ну и ладно. Сними-ка седло.
Я заинтригована, но ей вполне доверяю. Я снимаю седло и наблюдаю за тем, как Пег тщательно расправляет в руках костюм. Теперь я вижу, что огромная, пугающая птичья голова на самом деле не пришита к плащу; шляпа не соединена с покрытым перьями капюшоном. Пег расстилает плащ на спине Дав — так, как должно лежать полотно с цветами всадника, — а потом снова кладет седло на место, следя за тем, чтобы не образовалось складок, которые могли бы натереть спину Дав.
— Теперь у тебя цвета самого Тисби, — говорит Пег.
— Спасибо…
— Не надо меня благодарить, — Пег уже уходит. — Покажи им, чего ты стоишь.
Я нервно сглатываю, приводя в порядок подпругу. Кто я на самом деле? Та, что съежилась внутри девушки по имени Пак Конноли и молится о том, чтобы пережить несколько ближайших минут?
— Наездники, на линию старта!
Да как может быть, что пора уже выстраиваться в линию? Мы же только что спустились на берег, и я еще не видела Шона… Я вскакиваю в седло и смотрю вокруг, пытаясь найти Кендрика. Если бы просто увидеть… Я вижу его на другом конце ряда, он вскинул голову и тоже ищет меня. Корр, украшенный темно-синим цветом, уже весь взмокший. Шон продолжает смотреть на меня, и я поднимаю руку, чтобы он увидел красную ленту на ней.
— Наездники, выстроились!
Мне хочется быть рядом с Шоном и Корром, но уже нет времени на перемещение. Трое распорядителей заставляют нас встать в линию за здоровенными деревянными шестами. Ряд наездников звенит и дребезжит от сотен колокольчиков и бубенчиков над десятками копыт. Кабилл-ушти щелкают зубами и фыркают, вздрагивают и бьют копытами. Я стараюсь удержать Дав как можно дальше от соседей. Ее уши плотно прижаты к голове. Ее окружают хищники.
Кабилл-ушти рядом со мной трясет головой, с его шеи и груди каскадом летит пена.
Начинается отсчет.
Океан говорит: «Ш-ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш…»
А потом поднимают шесты.
Пак
Мы бросаемся вперед. Тут нет никакого ритма, никаких размышлений. Я помню лишь о том, что нужно вывести Дав к воде. Никому другому не захочется оказаться рядом с ноябрьским океаном без самой крайней необходимости. Копыта Дав касаются края прибоя, соленая вода туманом окружает мое лицо. Каким-то образом соль успела уже осесть между моими пальцами и поводьями, и ее кристаллы обжигают и царапают.
Я чувствую сильный толчок в ногу, застежка стремени врезается в кожу, и я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть наседающего на меня кабилл-ушти. Я рывком поворачиваю Дав глубже в волны прибоя, а гнедой тянется к ней зубами. Его уши прижаты, и я вижу, что в седле — Джеральд Финней. Он так стиснул поводья, что у него побелели костяшки пальцев, но на меня он не смотрит. А я чувствую по той дрожи, что передалась мне через седло, — Дав узнала его водяного коня. Я сжимаю ее бока коленями.
«Рано еще пугаться, Дав! У нас долгая дорога впереди».
Я слишком поздно вспоминаю, что надо было поберечь силы Дав, и тут же слегка придерживаю ее. Водяные лошади обгоняют нас; зеленый цвет — Ян Прайвит, светло-голубой — Блэкуэлл, золотой — пегая кобыла… Но я не вижу красного жеребца и темно-синего цвета. И понятия не имею, то ли Шон уже так далеко впереди, что мне его не рассмотреть, то ли он где-то рядом…
Шон
Я ищу Пак или Дав, но ничего не разобрать в этой мешанине тел. Корр могуч, он в моих руках; мои усталые плечи уже болят оттого, что приходится удерживать вес жеребца. Лодыжки жжет от трущейся о них кожи стремян. Я не знаю, как долго мне придется удерживать Корра сзади толпы ради поисков Пак. Сзади хуже всего; кабилл-ушти отстают от гонки не потому, что слишком медленно бегут, а потому, что дерутся друг с другом или рвутся к морю. Чьи-то копыта впереди швыряют песок мне в лицо. Глаза щиплет, но я не могу высвободить руку, чтобы смахнуть его.
Слева от меня серый и гнедой сцепились друг с другом. Они пытаются и Корра вовлечь в схватку. Я удерживаю его и заставляю уйти вперед — не слишком далеко, потому что если Пак где-то поблизости, я не хочу оставлять ее позади. Мои руки сами собой зарываются в мокрую от пота гриву на холке Корра, и я чувствую, как дрожат все его мышцы от зова ноябрьского моря. Я шепчу ему на ухо, прося держаться.
Я смотрю направо, ища Пак; но там никого, кроме серого коня, ступившего в волны прибоя. Он уже почти окончательно морское существо. Его глаза на удлиненной голове превратились в щелки. Серый извивается и дергается, его куда больше интересует всадник на спине, чем бега. Откуда-то на меня летит пучок водорослей, они цепляются за мою щеку, как холодная лапа.