– Что я должен дописать?
– Я продиктую…
Я пододвинул стул к столу и сел, не развалясь, не показывая лишней вольной наглости и вполне соблюдая приличия. Но взглядом нечаянно скользнул по пистолету-пулемету «Скорпион», лежащему у имама под рукой. Он чутко этот взгляд уловил, хотя смотрел не на меня, и убрал оружие со стола. Однако под несколькими листами бумаги и двумя газетами на арабском языке виднелась рукоятка пистолета. Имаму пистолет виден не был, зато он был виден мне, и я даже слегка развернул стул, якобы для удобства письма, а в действительности только для того, чтобы иметь возможность одним коротким движением дотянуться до оружия.
Имам пододвинул мне мое недописанное письмо и положил поверх школьного тетрадного листа шариковую ручку, показавшуюся мне знакомой. Тонкая ручка из металлизированной пластмассы была у меня в кармане до того, как бандиты карманы вычистили. Сейчас имам предложил мне ее как свою.
– Напиши сначала преамбулу. Как обычно пишешь…
Я пожал плечами и стал писать, чувствуя, что после недавней «прогулки» по веревке пальцы меня плохо слушаются. Тем не менее я предпочел писать и не говорить о том, что у меня болят руки, и уж тем более, по какой причине они болят.
«Здравствуй, Вера!
Никак не получилось у меня вырваться к тебе, когда нас на несколько часов привезли в Моздок. Ты во время моего приезда была в школе, да и у меня возможности выбраться не было. Я надеялся вечером к тебе заглянуть, а нас почти сразу дальше отправили догонять свой взвод. Извини, что так получилось. И письмо снова отправлять не стал, а сейчас дописываю…
Я положил ручку на стол и поставил на столешницу локти. Так я мог одним движением схватить пистолет. Хорошо бы, конечно, чтобы патрон был в патронник загнан. Тогда нужно только предохранитель опустить – и можно стрелять. На то, чтобы затвор передернуть, у меня может не хватить времени. Вообще-то, бандиты обычно патрон в патроннике держат, я уже многократно убеждался в этом. Если нет, то любая моя попытка вооружиться будет пресечена очередью в спину. Потому следует подумать, стоит ли пробовать.
– Написал?
– Написал…
– Что написал?
Я прочитал. Имам удовлетворенно кивнул и задумался.
– Что дальше?
– Дальше пиши…
Он опять взял паузу, подняв взгляд к высокому потолку, а я стрельнул коротким взглядом в сторону пистолета. Стоило большого труда удержать руку. Нельзя торопиться, нельзя… До того как взять пистолет, еще следует посмотреть, что за спиной делается. При первом же удобном моменте следует посмотреть через плечо и, если ситуация позволит, начинать действовать…
* * *
– Братишкин тебе друг? – спросил имам.
– Друг. Вы знаете, что означает слово друг?
– Товарищ… Близкий товарищ… – Имам даже слегка обиделся, словно я своим вопросом обвинил его в плохом знании русского языка.
Он не понимает, что даже русские часто не знают слов, которые стали для них привычными.
– Не совсем так. Друг в древнеславянском языке означало то же самое, что соратник. То есть человек из одной рати, из одной дружины. Слово «дружина» и происходит от слова «друг».
– Я не о том, – отмахнулся имам на отвлекающий его от дела урок. – Твоя девушка его знает? Видела она его?
– Лично не знает. Я писал ей о нем, только и всего.
– Ну, и еще напиши…
– Что написать?
– Пиши, что вы по дороге к своей роте попали в плен и решили остаться у нас. Я, имам Султан Магомедов, встретил вас неласково, но справедливо. Поскольку все снайперы и все контрактники, как профессиональные убийцы, подлежат в наказание за преступления…
– Помедленнее, пожалуйста, я не успеваю… – попросил я, еще раз бросив взгляд на рукоятку пистолета и приняв окончательное решение.
Султан Магомедов стал говорить медленнее:
– …подлежат в наказание за преступления уничтожению, я предложил вам или казнь, или принятие ислама. Вы решили принять ислам, добровольно остаетесь с нами в лесу и готовы служить нам по чести и по совести… Написал?
– Сейчас… – сказал я. – Заканчиваю…
Я выводил последние строчки своего письма.
«Мы с Валеркой попали в плен к бандитам, которыми руководит имам Султан Магомедов. Он уговаривает нас принять ислам. Валерка вообще парень верующий и отказался сразу. Я от такого предложения сам хочу стать православным верующим. Не знаю, что нас ожидает. Нас с Валеркой разделили, а меня заставили писать тебе письмо. Пишу совсем не то, что мне диктуют. Ягнятами для заклания мы тоже быть не хотим. Постараемся вырваться. На всякий случай прощай, Вера!..»
Я отложил ручку и пододвинул письмо на середину стола. Имам взял его в руки и перевернул лист, чтобы прочитать. Моя рука уже приготовилась совершить короткое движение, чтобы схватить пистолет после первой реакции имама. А реакция последует обязательно. И я отвечу на нее в любом случае, даже если все стволы за моей спиной будут на меня наставлены…
Султан Магомедов поднял лист, но прочитать не успел. Где-то в стороне громыхнул взрыв, колыхнулось одеяло на двери и сорвалось с крепления. Грохот был сильным, но я вполне мог допустить по звуку, что это взорвалась граната, та самая «Ф-1», что была у Валерки Братишкина. И я верил, что взорвалась она в нужный момент и в нужном месте. Тем не менее взрыв вызвал секундное замешательство и рука не успела лечь на рукоятку пистолета. И тут же два автоматных ствола уперлись мне в спину и придавили плечи к столу. В таком положении взять пистолет было затруднительно.
– Что там случилось? Имран, разберись, – скомандовал недовольный имам, встал со своего стула, посмотрел на дверь, согнул лист с письмом по линии старых сгибов и положил в конверт. А сам конверт, полизав языком клапан, тут же заклеил.
Ждать ответа долго не пришлось.
– Этот… Второй, – сказал Имран, вернувшись. – Взорвал гранатой и себя, и наших.
Валерка взорвал себя…
Значит, что-то там пошло не так, значит, было какое-то обострение, и он вынужден был так поступить. А у меня даже гранаты нет и до пистолета я не успел дотянуться!..
1. Младший сержант Петя Востриков, почти готовый снайпер, опять желает бежать
Весть о взрыве ударила и почти поразила меня. Я не понимал, куда и с какой целью увели Валерку, но у меня почему-то была уверенность, что, поскольку он категорически отказался принять ислама, то его отправят в клеть, где мы должны встретиться. Если я, конечно, соглашусь туда спуститься. Но если бы я и не согласился, я все равно за Валеркой обязательно бы забежал. И он тоже не оставил бы меня в плену. Это как раз тот случай, о котором мы разговаривали с имамом Султаном Магомедовым. Из друзей составляется дружина. И два человека – это уже дружина. Если каждый солдат спецназа ГРУ рассматривается при любых условиях самостоятельной боевой единицей, то дружину уже можно рассматривать как войсковую часть. А пока условия были не только против войсковой части, но и против боевой единицы. Я сидел на стуле, а два автоматных ствола прижимали мои плечи к столешнице. Не слишком удобная поза, но, чтобы не показать, что я испугался, мне пришлось почесать ухо.