Где я, черт подери?
Звонки все громче. Телефон справа от него. Он спит с левой стороны кровати. Все слева от него. Вода, книга, носовой платок, будильник, телефон.
Телефон оказался справа.
Постепенно в голове прояснялось. Он протянул руку, нащупал мобильник, уронил, поднял, нажал какую-то кнопку, поднес трубку к уху.
Голос с ирландским акцентом. Знакомый.
– Мистер Рансом?
Кто такой, мать его?
– Д-да.
Голова кружится, как маятник в темноте. Мелькают обрывки мыслей, воспоминаний – и тут же исчезают.
– Вы звонили мне раньше, пытались со мной связаться. Что вам нужно? – Голос наглый, дерзкий.
Он вспомнил имя; оно всплыло ярким пятном из темноты, но ему пришлось подождать, пока голова сделает полный круг, прежде чем он осознал его окончательно. Наконец он сумел выговорить:
– Кейвен?
– Наверное, нам лучше поговорить утром?
– Утром?
– Поговорим утром. Вижу, я вас разбудил. Позвоните мне утром.
В голове что-то кричало: «Срочное дело, очень важное, нельзя, чтобы он…»
– Нет! Сейчас! Я… Мне… нужно поговорить… нам нужно… сейчас…
– Вы что, надрались?
Голова словно окунулась в черную жижу. Он что, правда надрался?
Где же я, черт побери, нахожусь?
– Нет… я только что проснулся… Кейвен… нам с вами… нам нужно-нужно говорить… обсудить важное…
Я в клинике. Я в гребаной клинике, на больничной койке! «Роща». Больница. Я приехал потому, что…
«Гролш». Два «Гролша»? Жара?
Лифт! Что-то произошло с ним в лифте, но он не может вспомнить, что именно. Участок памяти заблокирован, наглухо закрыт. Кейвен. Почему он обязательно должен поговорить с ним?
Потом он вспомнил. Полиция! Вот оно! Не дать Кейвену пойти в полицию.
– К-кейвен… нам надо п-поговорить сейчас. К-торый час?
– Пять минут одиннадцатого.
– Вечера?
– Да, пять минут одиннадцатого вечера. Вы пьяны, перезвоните утром, когда протрезвеете.
– Нет… нет, погодите. Алло, Кейвен!
– Я здесь.
Понемногу память возвращалась к нему. Подземная автостоянка.
– Мы… с вами плохо п-поговорили… совсем плохо. Н-нам… мы… – Боже, в голове все перепуталось, сплошная каша, слова не желают выговариваться. – Мы… вы, я… нам… надо поговорить… сейчас. Где?
– Сейчас пять минут одиннадцатого вечера, – напомнил частный сыщик.
– Через полчаса. Только приведу себя в норму.
– Утром.
Послышалось три коротких гудка. Кейвен отключился.
– Мать твою! – Росс мигая смотрел на яркий свет, льющийся из коридора. Глаза постепенно привыкали к темноте. Он в больничной палате и лежит на кровати. Почему?
Пять минут одиннадцатого.
Когда же он, черт побери, сюда приехал? Ансон. Сержант уголовного розыска Ансон. Они выпили по паре бутылок пива, а потом он пришел сюда пешком… в восемь… около восьми… а что потом?
Дальше – преграда. Наглухо запертая дверь. Не пускает. Не дает вспомнить.
Спустил ноги на пол, на ковровое покрытие. Туфель не было. Пол вдруг ушел из-под ног. Росс споткнулся, его качнуло вперед, потом вбок; схватился за что-то – не понимая, что это – прикроватный столик… упал, потянув столик за собой… ударился об пол. Звон разбитого стекла.
Вдруг комнату залил яркий свет.
Он поднял голову. Над ним склонилась медсестра в клетчатой форменной блузке с поясом. Он узнал ее в лицо, но имени вспомнить не смог. Сестра смотрела на него так, словно он был ребенком. Потом она нагнулась и помогла ему подняться на ноги.
– Вы в порядке, мистер Рансом?
– В п-рядке.
– Вы порезались… Сейчас заклею щеку пластырем. Ложитесь-ка снова. Давайте ляжем в постель.
Он оттолкнул ее. Его наполнял ужас. Память возвращалась. Капельница! Он должен был поменять капельницу в половине седьмого…
С трудом удерживаясь на ногах, он сказал:
– Вера, моя жена… я должен пойти к жене. – Вдруг он понял, что пиджака нет.
Мешочек для капельницы был в кармане пиджака.
– Где мой пиджак?
Она показала за дверь. Росс подошел к вешалке, снял пиджак и сразу, по весу, догадался, что мешочек исчез. Его унесла медсестра? Она как-то странно смотрит на него.
– Пойду принесу пластырь, и мы заклеим вам щеку, – сказала она и вышла.
Он сунул руки в карманы. Правый карман. Что-то влажное, мятое. Вытащил. Пустой мешочек.
Страх поутих. Облегчение. Должно быть, я заменил мешок!
Сестра вернулась с липким пластырем, ватным тампоном и бутылочкой какого-то антисептика. Он сидел на кровати, пока она обрабатывала порез.
– К-как… как моя жена? – Он прочел фамилию сестры на беджике. Палатная сестра Шила Даррент.
– Ее нет, мистер Рансом.
До него не сразу дошел смысл его слов.
– Н-не понимаю. Как «нет»? Где она?
– Она ушла. Исчезла. Пропала.
– Что-о-о-о?!
– Извините.
Он встал, пошатнулся. Ярость клокотала в нем.
– Что-о-о-о?! Ушла? Ушла?!
– К ней приезжал ее лечащий врач. Доктор Кэбот. Они оба пропали.
– Вы шутите?
– Боюсь, что нет.
Он крепко сжал кулаки:
– Как она могла уйти? Ради всего святого, здесь же клиника… Как? Как? Как?!
– Никто не знает.
– Она на принудительном лечении… она не имеет права уходить! – Голова опять бешено закружилась. – Где она?
– Неизвестно.
– В полицию сообщили?
– Да.
Он споткнулся о стену, и стена начала вращаться, как громадная центрифуга.
– Подонок Кэбот, шарлатан… он ее любовник. Они спят вместе. Он трахает мою жену. Вы пустили сюда ее любовника и позволили ему увезти ее?
– Извините, мистер Рансом. Вы прибыли сюда, мягко говоря, не в том состоянии, и всем сотрудникам пришлось ради вашего же блага укладывать вас в постель… чтобы вы избежали неприятностей.
– Оч-чень мило с вашей стороны, мать вашу!
– Если будете ругаться, я сейчас уйду и вернусь, когда вы протрезвеете. Понятно?
– Н-ничего не понятно, мать вашу…
Она вышла и захлопнула за собой дверь.