Потом они лежали тяжело дыша; она вдыхала аромат секса и чувствовала на губах соленый вкус его тела. Оливер уткнулся лицом ей в грудь, она перебирала пальцами пряди его волос.
На макушке Оливера она заметила маленькую проплешину, участок белой кожи. От этого он казался таким уязвимым, словно она смотрела на его череп. Фрэнни содрогнулась, но продолжала смотреть, зачарованная. Она знала, что кожа человека постоянно обновляется, каждую неделю нарастает новый слой. Ежедневно набирается столько кусочков отмершей белой кожи, что ими можно наполнить суповую тарелку. Интересно, сколько кожи ушло на книгу, вдруг подумала она.
Фрэнни поцеловала Оливера в голову, испугавшись собственных мыслей, и на мгновение зарылась лицом в его волосы.
Он повернулся к ней и, став на мгновение серьезным, встревоженно посмотрел ей в глаза.
– Что такое? – спросила она.
Сначала Оливер не ответил. Немного погодя его рука сжала ее плечо.
– Сколько языков ты знаешь?
Фрэнни, несколько удивленная, ответила:
– Английский. Немного французский. Итальянский. И понимаю латынь, – прибавила она. – А что?
– Ты не говоришь по-арабски? Или на каком-нибудь мертвом языке, кроме латыни?
Фрэнни улыбнулась:
– Нет. Тебе нужно что-то перевести?
Он промолчал.
– Я очень удивилась, услышав, как Эдвард говорит на латыни, – произнесла она.
Оливер, казалось, весь сжался.
– Он говорил с тобой на латыни?
Фрэнни внезапно стало зябко, несмотря на то, что она была укрыта простыней, и она прижалась к Оливеру.
– У него невероятные познания в ботанике. Он, по-моему, знает все латинские названия растений.
– Растений? – тихо переспросил Оливер.
Фрэнни откинула волосы с его лба и пригладила их.
– Блестящий сын блестящего папы.
Он снова промолчал. И они уснули.
Комната была наполнена солнечным светом, когда Фрэнни разбудил звон часов. Она с трудом разлепила тяжелые веки и заморгала. Оливер сидел на краю кровати в пестром шерстяном халате, улыбаясь ей. На его бледном от усталости лице особенно выделялась темная щетина, а растрепанные волосы, в беспорядке спадающие на лоб, придавали ему несколько свирепый вид, который она нашла привлекательным. Дыхание пахло мятой, как будто он только что почистил зубы.
– Доброе утро, – сказал он.
– Который час?
– Шесть, – тихо ответил Оливер. – Я не хочу, чтобы ты уходила, но Эдвард часто приходит ко мне… и я…
Она кивнула.
Оливер сжал ее руку и задумчиво взглянул на нее.
– Можешь поваляться в своей кровати; встанешь, когда пожелаешь, а я приготовлю завтрак. Можешь спать сколько угодно – сегодня можно побездельничать.
Она, отбросив волосы с лица, заставила себя подняться. Оливер снял свой халат и накинул ей на плечи:
– Надень.
Фрэнни нырнула в него, и ее руки исчезли в широких рукавах, а встав на пол, она едва не споткнулась, наступив на полу халата. Она собрала в охапку свою одежду и туфли и направилась к двери. Оливер вышел вместе с ней в коридор; они тихо постояли там, как тайные любовники. Он обнял Фрэнни, и она взглядом попрощалась с ним.
– Увидимся чуть позже, – прошептал Оливеру поцеловав ее легонько в лоб.
Она босиком двинулась по коридору. Мимо приоткрытой двери комнаты Эдварда она тихонько прошла на цыпочках и, дойдя до собственной комнаты, открыла дверь, а потом закрыла за собой так тихо, как только смогла.
Она вдохнула особый, едва уловимый запах своей спальни, забралась между прохладными свежими простынями и заснула.
Когда Фрэнни было девять лет, она прочитала на первой странице отцовской газеты, как семья во время прогулки на своей яхте напоролась на мину, поставленную немцами во время Второй мировой войны. Мина сорвалась с якоря и, по-видимому, уже много дней дрейфовала в водах Ла-Манша. По данным береговой охраны, за последнее десятилетие это была первая обнаруженная мина. Вся семья погибла.
Фрэнни с удивлением подумала, почему это вдруг вспомнилось ей сейчас. В детстве эта история очень сильно на нее подействовала, и потом она еще долго боялась плавать на кораблях. Часы пробили семь раз.
Часы пробили четверть восьмого, затем половину. Фрэнни окончательно проснулась и лежала в теплой постели, слишком возбужденная, чтобы заснуть. Она слушала щебетание птиц, чувствуя сквозь опущенные веки, как становится светлее.
В конце концов она выскользнула из постели, оделась и тихонько спустилась вниз.
Выйдя в коридор, Фрэнни с удивлением услышала звук работающего телевизора. Он раздавался из комнатки возле кухни, и она заглянула туда. Эдвард лежал на полу в халате, поглощенный мультфильмом.
– Привет, – сказала Фрэнни. – Рано ты сегодня.
Он не отрывал взгляд от экрана и на приветствие не реагировал. Рядом на ковре валялась большая спичечная коробка. События на экране достигли кульминации. Фрэнни с мягкой улыбкой смотрела, как собака из мультфильма прокатилась по скользкому полу и вылетела в окно. Картинка сжалась в маленький кружок на черном экране. Пошли титры.
Эдвард повернулся к ней. Он был бледен, а глаза покраснели от слез. Фрэнни встревожилась.
– Что случилось? – спросила она, опускаясь на пол рядом с мальчиком.
– Со мной опять было что-то плохое, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – произнесла Фрэнни с нарастающим беспокойством.
Мгновение он помолчал.
– Это мой последний уик-энд перед школой.
Она улыбнулась, успокаиваясь.
– Тогда мы постараемся побольше успеть сегодня, так ведь?
– Ты любишь насекомых, Фрэнни? – спросил он угрюмо.
– Нет. А что?
Он выключил звук телевизора, затем поднял с пола коробочку.
– Это мой новый друг.
Фрэнни осторожно заглянула в коробку. Сначала она ничего не заметила. Эдвард наклонил коробок и постучал по нему.
– Давай, мистер Бин. Я зову его мистер Бин, потому что он похож на Ройана Аткинсона. [11]
Она заметила подергивающиеся усики. Маленький коричневый жук выполз наружу. Фрэнни почувствовала отвращение.
– Ты знаешь Джонатана Маунтджоя, Эдвард? – Она посмотрела ему в лицо, но его внимание было поглощено жуком.
– Поворачивай, мистер Бин, – сказал он и легонько встряхнул коробку. Но жук упорно карабкался на край, пытаясь выбраться. Начинался новый мультфильм. Эдвард повернулся к экрану. – Я буду смотреть. А ты хочешь?