Под стеклянным колпаком в углублении, выдолбленном в скале, в позе зародыша в утробе, опустив голову, скрючился мальчик. Рядом с ним лежали урны, вазы, металлические браслеты и глиняный сосуд для питья. Его лицо давным-давно стало неузнаваемым, а сморщенная кожа затвердела настолько, что он стал напоминать скорее гротескную деревянную скульптуру, чем то, что было когда-то существом из плоти и крови.
Деклан О'Хейр похлопал по стеклянному колпаку с отеческим видом.
– Египет эпохи до династий фараонов, вот откуда этот парень. Мы датируем его примерно 3250 годом до нашей эры. Все эти побрякушки и горшки – типичная утварь, которую клали в могилу вместе с умершим.
Фрэнни посмотрела сквозь стекло и, хотя делала это уже не впервые, все равно почувствовала себя неуютно. Было что-то болезненно притягательное и в то же время глубоко отталкивающее в том, что мертвого человека выставили на обозрение в стеклянном шкафу.
Фрэнни наблюдала за реакцией двух других научных сотрудников, которые тоже занимались подготовкой выставки: Хермайони Уоллис, добродушная, но немного сонная девушка с длинным носом и волосами, стянутыми на затылке резинкой, чувствуя себя неуютно, стояла, засунув руки в карманы хлопчатобумажных брюк, и оглядывала комнату. Роджер Уэнслас, в модных ботинках, строгих джинсах и снежной белизны футболке, взирал сквозь стекла своих очков в металлической оправе на крошечные ягодицы трупа.
Мумии выстроились вдоль стен комнаты: некоторые в вертикальных стеклянных витринах, а одна в трухлявом деревянном ящике. Фрэнни устала. Монохроматическое освещение выставочной комнаты через какое-то время начинало утомлять. Человек уже не различал, где он – на земле или под ней.
Было половина одиннадцатого, комнату уже заполнили туристы. Живые позировали на фоне мертвых, улыбаясь, чтобы скрыть свое замешательство; и еще потому, что находятся по эту сторону стекла, вдруг подумала Фрэнни.
– Отношение к смерти, – сказал О'Хейр. – То, как цивилизация решает вопрос о смертности, говорит нам очень о многом. – Он посмотрел на каждого из них по очереди, потом кивнул Фрэнни. – Ты примерная девочка-католичка; может быть, ты просветишь нас в том, что касается нашей цивилизации?
– Наша цивилизация боится смерти, – ответила она.
– Прекрасно. Несомненно, это так. Боимся Великой Неизвестности. Боимся того, что не можем забрать с собой. – Он снова внимательно оглядел своих подчиненных, в ярко-голубых глазах сверкала почти маниакальная страсть, которую он вкладывал в свою работу. – Взгляните на этого парня. – Он постучал по стеклу. – В каком мире он жил? О чем думал в последние мгновения перед смертью?
Фрэнни уставилась на стеклянный шкафчик. Внутри лежали останки Тристрама. Розовые бермуды и торчащие из них ноги в маленьких кроссовках. Скрученные в клубок кишки, как мертвая змея, острый обломок позвоночника.
Она зажала рукой рот и отвернулась. Из другого шкафа на нее смотрел Джонатан Маунтджой. Рот его был открыт, а во лбу зияло пулевое отверстие. Фрэнни повернула голову и увидела почерневшую, сморщенную мумию, но это оказалась не мумия. Меридит, ее выпученные глаза таращились сквозь стекло.
Фрэнни попятилась, вся в поту, наткнулась на шкафчик и вцепилась в него, чтобы не упасть. Деклан О'Хейр и двое ее коллег с удивлением смотрели на нее.
– Извините, – прошептала она. – Извините меня.
В двенадцать Фрэнни освободилась и заторопилась в свой кабинет, сгорая от нетерпения позвонить Себу Холланду.
Пенроуз Споуд, сидевший за своим столом неестественно прямо, выглядел необычно шикарно в желтой рубашке от Лакоста, застегнутой под горло, и белом пиджаке. Он несколько застенчиво улыбнулся Фрэнни, как бы ища у нее поддержки.
Обычно Споуд приходил на работу раньше Фрэнни, но сегодня утром почему-то опоздал, и они еще не виделись.
– Привет, как выходные? – спросила Фрэнни.
– Хорошо, спасибо. – Он выжидательно посмотрел на нее, как щенок, выпрашивающий вознаграждение. – А у тебя?
– Могло быть получше. – Ее улыбка походила на судорогу. – Мне нравится твой костюм – это новый?
– Это… э-э… подарок самому себе ко дню рождения. – Он зарделся.
– А когда у тебя день рождения?
Он совсем залился краской.
– Сегодня.
– Ох, Пенроуз! Как жаль, что я не знала. – Она включила компьютер и, усевшись, начала рыться в сумочке в поисках визитной карточки Себа. – У тебя сегодня праздник? Вечеринка?
Споуд послюнявил кончик карандаша и черкнул им что-то на листке.
– Просто скромный обед, – ответил он.
Фрэнни показалось, что его голос звучит как-то грустно.
– По-моему, праздники в узком кругу – это самое приятное, – как можно веселее произнесла она.
Споуд открыл рот, намереваясь что-то сказать, но потом, похоже, передумал и вернулся к работе.
Фрэнни нашла карточку. На ней стоял адрес небоскреба в Сити, который ей всегда ужасно нравился. Фрэнни дрожащей рукой набрала номер, моля Бога, чтобы с Себом ничего не случилось. Неприязненно настроенная секретарша соединила ее с Себом, и через некоторое время в трубке раздался его бодрый голос.
– Замечательно, что мы встретились на прошлой неделе… нет, две недели назад, – произнес он. – Настоящий сюрприз!
– Поздравляю с помолвкой. – Ею овладело смешанное ощущение беспокойства и облегчения оттого, что с Себом все в порядке.
– Дай мне свой нынешний адрес – ты должна прийти на свадьбу. В любом случае нам надо как-нибудь встретиться еще до этого – выпьем, или перекусим, или что-нибудь в этом роде.
– Обязательно, тем более что мне необходимо с тобой кое о чем поговорить.
– О? Бизнес?
– Нет… – Она видела, что Споуд весь обратился в слух. – Я не могу говорить об этом по телефону.
– Как таинственно!
– Мне нужно тебя увидеть как можно скорее.
– Ты случайно поймала меня – в среду я улетаю в Нью-Йорк и не вернусь до… – он замолк, и в трубке послышался шелест бумаги, – 5 октября. Как насчет следующей за этим недели? Пообедаем?
– Мне нужно увидеть тебя до этого, Себ. Это очень срочно.
– И не может подождать?
– Нет.
Наступило молчание.
– Господи, у меня абсолютно нет времени. Сколько это займет?
– Недолго. Полчаса.
– Ты можешь подъехать сюда завтра в обед? Мы заскочим в одно местечко тут за углом.
– Хорошо, идет.
– Знаешь, где мы находимся?
– Да, знаю.
– Поднимайся на сороковой этаж и скажи в приемной, что ко мне. Около часа.
– В час. Хорошо.