– Вы чувствуете, что вам стало лучше?
– Да-да, – сказала она, – просто прекрасно.
– Хорошо, я доволен. И никакой боли?
Казалось, что, раз он находится где-то далеко, можно не торопиться с ответом. Эйфория росла. Доктор – чудесный человек, теперь Кэт поняла, как ошибалась, не доверяя ему. Он заботится о ней, действительно заботится. Она видит это по его лицу.
– Вы написали отличную статью об эксгумации в прошлый вторник.
– Вам понравилось?
– Очень талантливо.
Кэт улыбнулась, ее ребра больше не болели.
– Почему редактор остановил дальнейшие публикации?
– Он ненавидит женщин. Но не это главная причина. Он не доверяет моим выводам.
– Но вы ведь правы, не так ли? Вы же знаете, что вы правы.
– Да. – Кэт обрадовалась, потому что поняла, что доктор хочет ей помочь. Хочет ей помочь…
– У вас ведь есть доказательства, не так ли?
– Да.
– Ногти на руках. Вы видели, что ногти были поломаны.
– Да.
– Кто-нибудь еще заметил это?
– Ее муж.
– А еще?
– Все остальные тоже наверняка это видели. Но я не успела ни с кем переговорить. А на следующее утро ногти кто-то заменил.
– Это были искусственные ногти или настоящие, Кэт?
– Не знаю. Именно это я и собираюсь выяснить.
– Вы хотите, чтобы кто-нибудь проверил тот, который вы взяли?
– Да.
– Если вы мне его дадите, я могу сделать такой анализ.
– Он дома. Мне нужно забрать его оттуда.
– Я могу принести его вам, если хотите. Где он лежит?
Сквозь туман Кэт увидела два темных круга, они сужались, становились все темнее. Кто-то кричал, и она оглянулась, но ничего не увидела, кроме двух кругов. Она осознавала, что кто-то ей улыбается, улыбка была хитрой и злой. Кэт больше не слышала собственного голоса и на какое-то мгновение снова испугалась. Но вернулась спасительная эйфория, которая теплыми волнами омывала желудок, она что-то сказала, но не могла понять что, не знала, услышал ли ее кто-нибудь. Ей было все равно. Она лежала на теплом песке и грелась в солнечных лучах.
Послышался шелест, позвякивание, откуда-то возник яркий свет. Кэт открыла глаза и заморгала, вглядываясь в темную тень, маячившую перед окном. Тень двинулась по стене и превратилась в высокую женщину в белом халате. У нее был широкий голубой пояс и черные чулки, на одном из них поползли петли. Костлявое бледное лицо, большой нос, тонкие губы, глубоко посаженные встревоженные глаза. Седеющие волосы небрежно собраны в «конский хвост».
– Доброе утро.
В комнату лился яркий солнечный свет. Кэт сощурилась. Через окно она видела часть желтого подъемного крана и ряд труб на крышах.
Палата показалась ей крохотной.
– Вам что-нибудь нужно? Вы пропустили завтрак, но я могу принести несколько тостов.
Краски в палате казались очень яркими. Кэт оглядела голые кремовые стены, телевизор, два букета у кровати, один почему-то очень блестел, и она поняла, что с него не сняли целлофан.
– Этот только что принесли, – пояснила сестра.
– Который теперь час?
– Без десяти одиннадцать.
– Я… я… – Голос Кэт замер, она всматривалась в обстановку палаты, ничего не понимая. Почему она не в общей палате, ведь еще вчера днем она находилась там. Голова была тяжелая, мысли путались, в логической цепочке не хватало какого-то звена. Женщина у кровати – сиделка, следовательно, она все еще в клинике. В другой клинике. Травма черепа, возможное нарушение деятельности мозга. Кэт было страшно. Ее перевели в нейрологическую клинику. Нарушение мозговой деятельности.
Она сходит с ума.
– Где я?
– В клинике. – У сиделки был ехидный голос.
– В какой?
– Принца-регента.
– Я была в общей палате.
– Вас перевели сюда вчера вечером.
Кэт нахмурилась. Воспоминания были туманными. Санитар, везущий ее по длинному коридору, лампы на потолке, скользящие мимо. Доктор Суайр, делающий ей инъекцию… А может, все это было сном? Где-то во всей этой сумятице мелькала Дора Ранкорн – возможно, и это ей приснилось. Кэт повернулась и охнула – острая боль пронзила желудок, сильно болели ребра. Она вытащила из-под одеяла левую руку и приподняла рукав ночной сорочки. На предплечье был крошечный кружочек пластыря. Она отлепила его и увидела свернувшуюся каплю крови.
– Вчера вечером доктор Суайр делал мне инъекцию?
– Сейчас посмотрю вашу карту. – Сиделка пошла к изножью кровати и некоторое время изучала записи. – Вам предписана инъекция через каждые двадцать четыре часа, по вечерам, чтобы унять боль в ребрах. Но отметки о том, что вам ее делали вчера вечером, нет. Должно быть, из-за вашего переезда об этом забыли. Непростительная небрежность. Сейчас у вас есть боль?
– Небольшая.
– Я принесу вам что-нибудь.
– Спасибо.
Кэт откинула голову на подушку, пытаясь привести мысли в порядок. Что-то беспокоило ее. Что-то тут не так. Доктор Суайр. Разве его не было в комнате всего минуту назад? Он делал ей инъекцию. Она попыталась припомнить, что же все-таки произошло, но это было похоже на попытку прочесть то, чего не написали.
Кэт отцепила маленький конвертик от целлофана, в который были завернуты цветы, и вынула карточку:
«Держись подальше от едущих на большой скорости каталок. С любовью, Патрик».
Она улыбнулась и легла на спину, держа в руке карточку. Раздался стук в дверь.
– Войдите.
Дверь медленно отворилась, на пороге стояла женщина, которую Кэт не сразу узнала, – небольшого роста, с кудрявыми, обесцвеченными перекисью волосами, на лице толстый слой грима; в модном черном пальто с каракулевым воротником, кремовой блузке, заколотой бирюзовой брошью у горла, и черных замшевых перчатках.
– Здравствуйте, милочка, – сказала женщина. – Ничего, если я войду?
Кэт приподнялась, морщась от боли, в изумлении глядя на Дору Ранкорн.
Медиум закрыла дверь и села на стул рядом с кроватью.
– Пришлось довольно долго вас искать. В регистратуре мне сказали, что вы лежите в «Палате принцессы Маргарет», но оказалось, что там никто не знает, куда вы подевались. – Она сняла перчатки, осторожно высвобождая пальцы с двумя причудливыми перстнями. – Как вы себя чувствуете, милочка?
– Спасибо, хорошо. – Кэт почувствовала сладкие пикантные духи.
– Я пытаюсь добраться до вас с пятницы. Ведь это вы та журналистка, которая приходила на мой вечер в прошлый вторник, не так ли?