Кэт задумалась, на минуту закрыв глаза. Доктор Суайр. Они идут. Коридоры. Открывают калитку. Она видит лицо доктора Суайра. Капли жидкости из шприца. Она в испуге открыла глаза.
– Я не знаю, что произошло. Я пытаюсь вспомнить. – Память постепенно возвращается, но Кэт не была уверена, можно ли доверять доктору Байнсу. Или вообще кому-нибудь здесь. – А что говорит доктор Суайр? – спросила она.
Уголки губ доктора Байнса дернулись.
– Боюсь, доктор Суайр мертв.
Кэт оцепенела и слышала только, как бьется пульс в правом запястье.
– Мертв? – Голос ее дрожал, хотя она не слышала его. Доктор что-то произнес в ответ. У нее заложило уши. – Мертв? – переспросила она.
– Итак, может быть, вы расскажете мне, что произошло?
В дверь снова постучали, и вошел Патрик. К Кэт вернулась прежняя уверенность в себе. Ей захотелось выпрыгнуть из кровати и обнять его.
– Привет, – сказала она.
Патрик посмотрел на врача, потом перевел взгляд на нее.
– Я подожду за дверью.
– Будьте так любезны, – сказал доктор Байнс.
– Патрик! – громко позвала Кэт.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Не уходи далеко… пожалуйста.
– Я буду прямо за дверью. – Патрик вышел.
Кэт поворачивала свои забинтованные руки, изучая их со всех сторон.
– Доктор Суайр пытался убить меня, – сказала она уверенно.
– Что? Не смешите меня! У вас бред от передозировки наркотика.
– Он пытался убить меня.
– Вы Кэтрин Хемингуэй, не так ли? Вы работаете в «Вечерних новостях»?
– Да.
– Вы тот репортер, который сочинил эту чепуху насчет эксгумации. Доктор Суайр был очень расстроен. И мы все тоже. Вы просто ненормальная, барышня. И вдобавок – воровка.
– Я не верю своим ушам, – сказала Кэт.
– К тому времени, как наша клиника разберется с вами, вы многому перестанете верить. Доктор Суайр умер из-за вас. В воскресенье вечером у него был сердечный приступ. Он страдал хроническим сердечным заболеванием, но скрывал это от всех. Салли Дональдсон была одной из его пациенток. Доктор Суайр был человеком преданным своему делу и принял вашу статью целиком на свой счет. Он считал, что на карту поставлена его профессиональная репутация. Вы доставили ему массу ненужных переживаний, которые вызвали стресс.
Теперь воспоминания стали еще ярче.
– Вы сильно заблуждаетесь.
Доктор Байнс сунул руки в карманы белого халата.
– Я не заблуждаюсь. Наша клиника сыта вами по горло. Ваша статья подрывает нашу репутацию. Нам пришлось тратить свое время и деньги, выкачивая из вас избыточную дозу мидазолама, чтобы спасти вашу жизнь. Если хотите знать мое мнение, вам требуется помощь психиатра. Ваша психика явно нестабильна.
Доктор Суайр широко ухмыльнулся. Игла все ближе и ближе, она уже в каких-то дюймах от глаза Кэт.
– Как… как умер доктор Суайр?
Дверь распахнулась, и сиделка внесла поднос с завтраком. Патрика через раскрытую дверь Кэт не увидела.
– Для вас это не представляет никакого интереса, – сказал врач. – У него была наследственная болезнь, которая называется гипертрофическая кардиомиопатия.
– Ничего, если я это поставлю, доктор? – спросила сиделка.
– Конечно.
Сиделка опустила поднос на столик и установила столик на кровать.
– Это ужасно – иметь подобную болезнь, – продолжал врач, и его голос немного смягчился. – Если вы родились с таким геном, то вполне можете умереть, не дожив и до сорока. У матери доктора Суайра была та же болезнь, и она умерла в возрасте тридцати восьми лет. Его дядя с таким же заболеванием умер в тридцать четыре года. Очень немногие доживают до сорока пяти. Доктору Суайру было сорок три года. Последние два года он, по-видимому, принимал лекарства от этой болезни. Он мог умереть в любой день.
– Значит, из-за этого он так интересовался проблемой смерти? – заметила Кэт.
– Он никогда никому не говорил о своей болезни. Он посещал кардиолога частным образом.
– Доктор Суайр был очень преданным своему делу человеком, – сказала сиделка и вышла.
– Вот видите, как опечален медперсонал, – произнес доктор Байнс.
– Значит, из-за этого он интересовался смертью? – снова спросила Кэт.
– А он что, интересовался?
– А вы разве не знали?
– Доктора Суайра интересовало множество вещей. Он был чрезвычайно одаренным человеком.
– Я хотела бы позвонить в полицию, – сказала Кэт.
Тик доктора Байнса усилился.
– Кэтрин, доктор Суайр мертв. Вам не кажется, что нет особых оснований вмешивать в это дело полицию? Реклама такого рода не принесет никакой пользы ни клинике, ни нашим пациентам. Конечно, нам бы хотелось знать, что на самом деле произошло. – Он вынул руку из кармана и потер кадык. – Но мы готовы оставить все как есть.
– А как же Салли Дональдсон? Разве вам не интересно узнать, что с ней случилось?
– Если у вас есть что сказать по поводу Салли Дональдсон, я предложил бы вам сообщить об этом коронеру. – Доктору явно было не по себе.
– Итак, у вас нет никаких подозрений относительно доктора Суайра? За исключением того, что, черт побери, вы прекрасно знаете – это никакая не передозировка наркотиков.
– Ну, может быть, вы просветите нас насчет того, что же все-таки произошло. Нам бы очень хотелось знать.
– Нет, я не думаю, что вам в самом деле хотелось бы знать, что произошло. Не думаю также, что вам нужна правда о докторе Суайре.
Доктор Байнс повернулся к двери:
– Послушайте… я… вас ведь ждут. Могу я заглянуть к вам через некоторое время?
– Отлично.
Он вышел, оставив дверь открытой. Вошел Патрик, бросился к Кэт и поцеловал в щеку.
– Ну, сегодня ты уже не под таким кайфом, как прошлой ночью.
– Спасибо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Полный порядок.
– Господи, что, черт побери, тут творится? Я ни от кого ничего не мог добиться. Сказали только, что ты приняла слишком большую дозу наркотика. Почему? Что случилось?
– Мое пальто, – сказала Кэт. – Где мое пальто?
– Пальто?
– Мое синее кашемировое пальто, в котором я была.
Патрик открыл дверцу шкафа. Пальто Кэт висело внутри, помятое и разорванное в нескольких местах.
– Пожалуйста, дай мне его.
Он снял пальто с проволочной вешалки и положил на кровать. Кэт сунула руку в карман и вздохнула с облегчением – ее пальцы коснулись твердого корпуса магнитофона. Она вытащила его. Пленка была на месте. Она кончилась, и магнитофон перестал работать. Кэт включила перемотку. Послышалось тихое поскрипывание катушек.