– Аминь, – прошептала Алекс.
Олсоп ничего не сказал, и Мэтью презрительно посмотрел на нее, как на маленькую девочку, которая не может собраться с мыслями и говорит не вовремя. Алекс закрыла глаза.
– Боже Всемогущий, Ты смертию смерть попрал, принеся в жертву сына Своего Иисуса Христа.
Слова гулким эхом отдавались у нее в голове.
– Положив его во гроб и воскресив из мертвых, Ты освятил гробницу его.
Алекс слышала, как капает вода – короткие и резкие, как выстрелы, звуки. Она подняла руку ко лбу. Но на нем ничего не было, ничего, кроме легкой испарины.
– Прими наши моления за тех, кто умер во Христе, кто был похоронен вместе с Ним и ожидает воскрешения в надежде на вечную жизнь. Внемли нам, Господи, мы взываем к Тебе от имени мертвых и живых – да будет дарован Фабиану вечный покой во Христе, Господе нашем. Аминь. – Он снова бросил взгляд на часы.
– Аминь, – сказал Олсоп.
Опустившись на колени, Мэтью задул свечи и начал складывать в сумку церковную утварь.
Олсоп открыл глаза, мягко улыбнулся Алекс, поднялся с колен и стал помогать ему.
Алекс сидела, наблюдая за ними. И это все, хотелось ей сказать, это все?! Но она сомневалась, удостоит ли ее Мэтью ответом.
Они спустились в холл, и она открыла перед ними дверь. Выходя, Мэтью повернулся к ней:
– Надеюсь, теперь вы не раз подумаете, прежде чем снова заняться оккультными играми, миссис Хайтауэр.
Алекс послушно кивнула.
Повернувшись, он стал спускаться. Олсоп подхватил сумку и улыбнулся ей.
– Я позвоню вам через пару дней, узнаю, как у вас дела.
– Благодарю вас.
Алекс тихонько прикрыла дверь и повернулась.
У подножия лестницы стоял Фабиан.
Неожиданно запахло бензином; казалось, им пропах весь холл. Фабиан двинулся к ней, бесшумно скользя, не поднимая ног; он подошел почти вплотную, и она увидела его глаза, но то не были глаза ее сына – злобный холодный взгляд, полный ненависти.
– Нет! – закричала Алекс и, закрыв глаза, рванулась к дверям, пытаясь вслепую нащупать запор.
Она распахнула дверь и вылетела на улицу.
– Помогите!
Никто не отозвался.
– Помогите!
Ни звука.
– О господи, остановитесь, вернитесь же, прошу вас, вернитесь! – Алекс беспомощно смотрела им вслед. – Пожалуйста, помогите, – простонала она.
Но два священнослужителя были уже в конце улицы, они тащили сумку, словно торопясь на пикник, и подолы черных одеяний колыхались в такт их шагам.
Алекс на полной скорости миновала ворота и влетела в заполненную водой колею, грязная волна окатила машину; ей пришлось включить «дворники»; нос «мерседеса» резко клюнул, взлетел в воздух, после чего колеса опустились на землю и, чиркнув по обочине, едва не снесли изгородь.
«Дворники» скребли по ветровому стеклу, чирикая, как разозленные птицы. Она уловила запах навоза и в тусклом свете фар заметила какой-то небольшой темный предмет. «Мерседес» дернулся – она продолжала вжимать в пол педаль акселератора. Впереди, чуть левее, за пеленой размазанной по стеклу грязи и мелькающими «дворниками» она увидела озеро, затянутое тонкой туманной дымкой. Как саваном, подумала она и передернулась. В сумерках озеро выглядело еще более зловеще.
Она увидела припаркованный у дома «лендровер» Дэвида и подъехала к нему. Выключив двигатель, закрыла глаза и едва не заплакала от облегчения. Двигатель рыкнул несколько раз, потом кашлянул, выражая протест; запах разогретого масла перебивал запах навоза. Мотор чихнул в последний раз. Где-то сзади в сгущающихся сумерках заблеяла овца.
Алекс вылезла из машины и остановилась, не в силах сдвинуться с места – ноги у нее подкашивались. Сначала послышалось блеяние, от озера донесся всплеск. Алекс сделала несколько неверных шагов по направлению к дому, остановилась, покачнувшись, и едва не упала. Оскальзываясь в вязкой грязи, Алекс опять двинулась вперед, но почувствовала, что правая нога вдруг закоченела.
– Проклятье, – пробормотала она, осторожно вытягивая ногу и стараясь не оставить туфлю в грязи. Дом был погружен в темноту, но из-под дверей амбара пробивалась полоска света, и Алекс направилась к амбару.
Дэвид стоял спиной к двери, рассматривая блок, который на канате свешивался со стропил. Блок покачивался над новой пластиковой цистерной, которая по-прежнему стояла посреди амбара.
– Привет, – сказал он, не поворачиваясь. – Хорошо прошел день?
– Нет, – тихо сказала она.
– С ума сойти, ну просто сойти с ума!
– Как ты узнал, что это я?
Он по-прежнему не поворачивался.
– Машина. Всегда узнаю ее по звуку, хотя ты влетела быстрее, чем всегда. Ну не сволочизм ли, как ты думаешь?
– О чем?
– Я вот прикидываю: а что, если оставить ее здесь, как ты думаешь?
Алекс посмотрела на канат.
– Похоже на виселицу.
– Виселицу? – Дэвид повернулся, всматриваясь ей в лицо. – Господи, да ты ужасно выглядишь.
Алекс опустила голову и почувствовала, что из глаз потекли слезы; она чихнула.
– Идем, – сказал он, нежно обнимая ее за плечи. – Я налью тебе выпить.
Они расположились на кухне.
– Я думаю, это великолепно. Служба лично для тебя. – Он улыбнулся. – Это доказывает, что церковь становится конкурентоспособной. Если паства не является в церковь, церковь идет к пастве. Она вступает в битву с соблазнами пиццы, карри и массажисток. «Наберите номер нашей службы», а? Причт является к тебе прямо домой – и можно не беспокоиться о ящике для пожертвований. Надеюсь, они ничего у тебя не потребовали?
– Нет, никаких денежных сборов.
– Не похоже на этих педиков.
– Дэвид! – резко оборвала она его.
– Извини.
Он взял бокал и погонял вино по стенкам.
– Ты же знаешь, утро вечера мудренее.
Улыбнувшись, Алекс сделала глоток виски.
– Хорошо.
– Означает ли это, что теперь ты вернешься?
Она уловила нотку грусти в его голосе и сжала стакан в ладонях.
– Я подумал… понимаешь, – сказал он, краснея, – похоже, у нас сложились очень неплохие отношения. Я подумал… может быть… возможно…
Алекс плотно смежила веки, чувствуя, что на глаза опять набегают слезы, и сидела дрожа и раскачиваясь на стуле взад-вперед. Она сделала еще один глоток, слизывая с ободка слезинки, открыла глаза и посмотрела на Дэвида.
– Еще ничего не кончено, Дэвид. – Жесткий спазм скрутил ее тело с такой силой, что она чуть не застонала. – Все только начинается.