— Я бы хотел знать тебя тогдашней.
Его замечание доброе — он хотел, чтобы оно было добрым, но оно все равно ранит. Мои пальцы беспокойно перебирают руль.
— Я бы много чего хотела, — шепчу я.
— Ты веришь в реинкарнацию? — вдруг спрашивает он.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто любопытно. Веришь?
Я задумываюсь:
— Кришна сказал, что это реальность. Оглядываясь назад, я верю, что он всегда говорил правду. Но я с ним никогда об этом не говорила. Я с ним почти вообще не говорила.
Если реинкарнация реальна, то что будет с нами? Мы эволюционируем в бога? Или стоим на месте, потому что отказываемся умирать?
— Я сама себе часто задавала эти вопросы. И я не знала ответов.
— Можешь ли ты ответить хотя бы на один?
— Какой? — спрашиваю я.
— Ты боишься?
Я тянусь и беру его за руку:
— Я не боюсь смерти для себя.
— Но зачем тогда вообще ее бояться? Если ты веришь Кришне, то ты должна верить, что смерти нет.
Я натянуто улыбаюсь:
— Ты сегодня прямо философ.
Он улыбается:
— Не волнуйся. Я не думаю о самоубийстве. Я просто подумал, что нам надо увидеть более широкую картину.
Я сжимаю его ладонь и выпускаю ее.
— Я думаю, Кришна видел всю жизнь просто как движущиеся картинки, спроектированные на огромный экран. В этом мире его ничто не страшило. Даже когда его подруга Радха была в моих руках, он не утратил своей безмятежности.
Рей кивает:
— Хотел бы я иметь такую умиротворенность.
— Да. Я тоже.
Он трогает рукой мои длинные волосы:
— Ты думаешь, я — Рама?
У меня перехватывает дыхание. На глаза наворачиваются слезы. Я еле слышно говорю:
— Я не понимаю.
— Понимаешь. Я пришел за тобой?
У меня по лицу бегут слезы. Им пять тысяч лет. Я понимаю их. После того как Якша меня изменил, я больше никогда не видела ни мужа, ни дочери. Как же я ненавидела его за то, что он сделал со мной. Однако, не став вампиром, я бы никогда не встретилась с Реем. Но в ответ на его вопросы я только качаю головой.
— Я не знаю, — говорю я.
— Сита…
— Когда я встретила тебя, — прерываю я его, — я почувствовала, словно это Кришна привел меня к тебе. — Я беру его ладонь и прикладываю к своей щеке. — Ты на ощупь, как Рама. И пахнешь, как он.
Он придвигается и шепчет мне в ухо:
— Ты замечательная.
— Ты удивительный.
Он смахивает мне слезы:
— Кришну всегда рисуют синим. Я помню, как ты объясняла, что это символически. Что он такой же бездонный, как синее небо. Но иногда, когда ты лежишь рядом, я вижу его во сне. И тогда у него всегда синие глаза, как горящие звезды. — Он делает паузу. — Ты когда–нибудь видела такой сон?
Я киваю:
— Расскажи мне.
— Может, позже.
— Хорошо. Но ведь твой муж умер до того, как мог бы встретиться с Кришной?
— Да.
— Значит, я не могу вспоминать свою прошлую жизнь?
— Не знаю. Думаю, что нет.
Рей откидывается на свое сиденье и явно разочарован. Он как бы между делом добавляет.
— Мне никогда не снится кровь. А тебе?
Часто, думаю я. Может, когда–то, пять тысяч лет тому назад, у нас было больше общего. Но я лгу ему, хотя терпеть не могу лгать тем, кого люблю. Хотя пообещала себе и ему, что прекращу лгать.
— Нет, — говорю я. — Никогда.
Мы останавливаемся в двух кварталах от склада — серого прямоугольного сооружения длиной с футбольное поле и высотой с маяк. Но никакого света изнутри не проникает. Снаружи здание — это гниющее дерево, трухлявая штукатурка и стеклянные панели, заросшие таким слоем пыли, что из них можно было бы строить стены угольных забоев. Вокруг стоит высокий забор, затянутый сверху колючей проволокой — нужная штука, чтобы подвешивать свежие трупы. Но правда, обитатели здания достаточно хитры, чтобы этого не делать, хотя их хитрости тоже хватает не намного. Даже издалека я чувствую смрад разлагающихся внутри здания тел и понимаю, что полиция и ФБР серьезно недооценивают масштабы криминальной волны с жестокими убийствами, прокатившимися недавно по Лос–Анджелесу. Из здания доносится также запах якшини, этих змей из черного склепа Вселенной. По моим подсчетам, внутри находится дюжина вампиров. Но там ли Эдди? И как много его напарников сейчас разгуливает по улицам? Вдоль забора бегают злобные собаки. Они хорошо откормлены.
— У тебя есть план? — спрашивает Рей.
— Всегда.
— Я хочу в него вписаться.
Я киваю:
— Ты должен осознавать степень опасности.
— Мне для этого надо только посмотреться в зеркало, сестричка.
Я улыбаюсь:
— Мы должны сжечь это здание вместе со всеми его обитателями. Понадобится очень много бензина, так что единственная возможность его добыть — это украсть пару бензовозов с ближайшего нефтеперегонного завода.
— С нашим располагающим видом и мастерским кусанием это будет не трудно.
— Конечно. Трудно будет поставить автоцистерны в противоположных концах здания и поджечь их. В первую очередь нам надо прорубить забор, чтобы въехать без помех, а для этого придется тихо убить всех собак. Но думаю, я смогу это сделать отсюда из одной из моих винтовок с глушителем.
Рей морщится:
— Это необходимо?
— Да. Лучше несколько мертвых собак, чем гибель человечества. Главное в том, что мы должны атаковать после рассвета, когда они все вернутся и будут сонными. Это касается и нашей призовой мишени — Эдди.
— В это время я и сам люблю поспать, — замечает Рей.
Я говорю со всей серьезностью:
— Тебе надо сохранить силу, когда солнце будет стоять в небе, и вести одну из цистерн. Я знаю, что тебе это будет нелегко. Но если все пройдет нормально, ты сразу же сможешь отдохнуть.
Он кивает:
— Просто, как съесть кусок пирожного.
— Нет. Как поджарить Аляску. — Я оценивающе оглядываю здание и киваю. — Они сгорят.
Но это напускная уверенность. Когда прошлой ночью я вгляделась в глаза Эдди, он казался безумным, но и сообразительным. Меня тревожит легкость, с какой мы нашли его и его людей. Все похоже на то, что будет блокбастер с убийствами. Но непонятно, кто задумал это шоу. Пойдет ли это прямо на первые страницы «Лос–Анджелес Таймс». Или останется на пленке — в личной коллекции Эдди.