— Вроде бы нет.

— В таком случае вам лучше подождать до завтра, а если он все же не появится, прийти и написать заявление. Знаете, где находится наш участок? Это на Мусаси-Ямато.

— Но я не могу так долго ждать. Я очень беспокоюсь.

— Понимаю, но даже если вы придете к нам сейчас, мы сможем всего лишь принять у вас заявление. Искать его все равно никто не станет, потому что прошло слишком мало времени.

Голос стал мягче.

— Я просто не знаю, что делать. Такое с ним впервые, раньше он всегда приходил домой.

— Если бы речь шла о ребенке или пожилом человеке, тогда другое дело, но в данном случае желательно подождать еще один день.

— Понимаю, — сказала Яои.

Кладя трубку, она облегченно вздохнула, как человек, исполнивший нелегкую обязанность.

— Мама, ты пойдешь сегодня на работу? — спросил за обедом Такаси.

— Нет, сынок, я останусь дома, — ответила Яои.

— А почему?

— Папы все еще нет, вот я и волнуюсь.

— Правда? Ты тоже волнуешься?

Он спросил это с такой надеждой, что Яои сделалось немного не по себе. Лишь теперь она стала понимать, что дети далеко не так безразличны к тому, что происходит в доме, и, вероятно, вполне ясно представляют, как относятся друг к другу родители. Мысль эта встревожила ее. А вдруг Такаси действительно не спал прошлым вечером, когда Кэндзи вернулся домой? Вдруг ее сын действительно что-то слышал? Если так, нужно срочно придумать, как его успокоить. Размышляя над новой проблемой, Яои не сразу заметила, что и младший, Юкихиро, тоже о чем-то спрашивает.

— Мама, мама! Милк в саду! Я его позвал, а он не идет.

— Ну и пусть! Кому он нужен? — в порыве внезапной злости воскликнула она. — Терпеть не могу этого кота!

Не ожидавший столь бурной реакции Юкихиро выронил палочки и со страхом уставился на мать. Такаси отвернулся, сделав вид, что его это не касается. Отметив про себя такой жест сына, Яои решила в самое ближайшее время обсудить проблему Такаси и кота с Масако. Она вообще сделала вывод, что теперь лучше во всем полагаться на мнение подруги. При этом ей и в голову не пришло, что именно таким образом она пытается справляться с проблемами уже несколько последних лет, с того самого времени, когда влюбилась в Кэндзи.

4

Расстелив на крышке ванны второй брезент, Масако поставила на него все сорок три пакета. Пластик немного прогнулся под весом, примерно равным весу взрослого мужчины.

— Казалось бы, столько крови вытекло, а все равно тяжелые, — сказала она, обращаясь не столько к подругам, сколько к самой себе.

— Я тебе не верю, — пробормотала Кунико.

— Что ты сказала? — спросила Масако.

— Я сказала, что не верю тебе. То есть на самом-то деле тебя это совсем не беспокоит. Разве не так?

Кунико презрительно фыркнула.

— С чего это ты взяла? — резко бросила Масако. — И если уж на то пошло, еще больше меня беспокоит дамочка, которая по уши влезла в долги, разъезжает на импортной машине да еще имеет наглость заявляться ко мне домой и просить в долг.

Маленькие глазки Кунико почти моментально наполнились слезами. Обычно она уделяла большое внимание макияжу, но сегодня утром на него просто не хватило времени. Как ни странно, в результате такого упущения лицо ее выглядело моложе и невиннее.

— Ты так думаешь? — пробормотала она. — Но все равно я не такая плохая, как ты. Ты сделала это по своей воле, а меня заманили обманом.

— Неужели? Значит, деньги тебе не нужны?

— Нужны. Без них я пропаду.

— Пропадешь в любом случае, даже если заплатишь, — возразила Масако. — Я знаю. Повидала таких.

— Где же это?

— На прежней работе, — спокойно ответила Масако, подумав, что женщины вроде Кунико рано или поздно получают по заслугам.

— Что же это была за работа? — не скрывая любопытства, спросила Кунико.

Масако покачала головой.

— Не твое дело.

— Какие мы таинственные.

— Ладно, хватит болтать. Хочешь получить деньги — бери мешки.

— Возьму. Но если хочешь знать мое мнение, то я скажу так: есть предел тому, что можно требовать от человека.

— Кто бы говорил, — рассмеялась Масако. Кунико хотела что-то сказать, но, подумав, — может быть, вспомнив о возможном визите якудза, — сочла за лучшее придержать язык. Слезы уже высохли, и вместо них с кончика носа скатывались капельки пота. — Ты помогла нам только потому, что рассчитывала получить деньги. А раз так, то виновна не меньше нашего. И хватит задаваться.

Кунико попыталась было возразить, но к глазам снова подступили слезы, и она промолчала.

— Не хотелось бы мешать вашей беседе, — вмешалась Йоси, вытирая опухшие от усталости глаза, — но мне надо возвращаться домой. Свекровь, должно быть, уже проснулась, и у меня еще куча дел.

— Ладно, иди. — Масако показала на мешки с костями и мясом. — Понимаю, что тебе это не понравится, но не могла бы ты захватить с собой несколько пакетов?

Йоси состроила гримасу.

— Я ведь на велосипеде. Не в корзину же их грузить. И потом, как я буду держать зонтик?

Масако выглянула в окно. Дождь прекратился, и в просветах между тучами голубели клочки чистого неба. Еще немного-и снова станет жарко. От мешков надо избавляться как можно скорее, пока еще нет вони. Внутренности уже начали разлагаться.

— Дождь кончился, — сказала она.

— Но я не могу, — запротестовала Йоси. — Не могу.

— Тогда как мы их вывезем? — Масако сложила руки на груди и повернулась к стоящей у двери Кунико. — Ты тоже возьмешь.

— Хочешь, чтобы я положила это в свой багажник? — в ужасе ахнула Кунико.

— А куда же еще? Или твоя машина для этого слишком хороша? — («Ну почему они такие тупые?») — Мы не на фабрике, где отработала смену — и свободна. Здесь, чтобы закончить, надо найти для них надежное место. Такое, где их никогда не обнаружат. И только тогда тебе заплатят. Сделать все надо так, чтобы нас с этими мешками никто не увидел.

— Не знаю, можно ли положиться на Яои, — заметила Йоси. — Она слишком болтлива.

— Если проболтается, скажем, что она нас шантажировала.

— Вот и отлично, тогда я скажу, что ты шантажировала меня, — заявила неугомонная Кунико.

— Как хочешь. Только тогда и денег не получишь.

— Ты страшный человек, — всхлипнула Кунико и, подумав, предпочла переменить тему. — Я к тому, что все это так печально, а ты как будто ничего не чувствуешь… тебе, кажется, совсем не жаль беднягу. Просто не верится, что люди могут быть такими бездушными.