— Замолчи! — рявкнула Масако. — То, что случилось, не имеет к нам никакого отношения! Это касается только его и Яои, и, в любом случае, все уже закончилось.
— А я вот о чем думаю, — с чувством заговорила Йоси. — Может быть, он даже был бы рад, что мы так с ним поступили. Раньше, когда я читала об убийствах с расчленением, думала, как это все ужасно, отвратительно. Но ведь на самом деле все не так, верно? Подумайте, мы не сделали ему ничего плохого: разобрали очень чисто, аккуратно. Я бы сказала, отнеслись к нему почти с уважением.
Ну вот, подумала Масако, опять она за свое, опять ищет себе оправдание. И все же нельзя было не признать, что, закончив работу, разложив кусочки по сорока трем мешочкам, она и сама испытала нечто вроде удовлетворения от достигнутого результата. Масако невольно посмотрела на выложенные рядком пакеты — расфасовка получилась почти идеальная.
Удалив голову, они отрезали руки и ноги, а те, в свою очередь, распилили в местах сочленений. Каждую ногу сначала поделили на три больших куска — бедро, голень и стопа, — которые затем распилили на шесть помельче. Таким образом, на обе ноги понадобилось двенадцать мешков. Две руки заняли еще десять. Уже раскладывая куски по пакетам, Масако подумала о том, что, если кисти будут найдены, полиция сможет установить личность убитого по отпечаткам, и заставила Йоси срезать подушечки пальцев примерно так, как строгают сасими. В итоге только на руки и ноги ушло двадцать два мешка.
Настоящей проблемой стало туловище, и вот с ним пришлось повозиться. Сначала его распилили надвое поперек. Потом удалили внутренние органы, заполнившие восемь больших пакетов. Затем обрезали плоть и разделали, распилив на аккуратные кружочки, грудную клетку. Получилось еще двадцать мешков. В сумме, считая с головой, сорок три. Конечно, в идеале куски должны были бы получиться еще мельче, но незнакомая работа всегда отнимает много времени — Масако и Йоси потратили на нее более трех часов. Часы уже показывали начало второго, и женщины исчерпали весь запас как сил, так и времени.
Мешки, предназначенные для сбора мусора и разрешенные к использованию в таковом качестве городским советом, надежно перевязали и уложили для большей надежности в Другие такие же. Рассмотреть содержимое через двойной слой непрозрачного материала было невозможно. Масако рассчитывала на то, что, если никто не заглянет внутрь, их просто сожгут вместе с прочим мусором. Единственным недостатком был вес — каждый пакет тянул на килограмм с небольшим. На всякий случай Масако предложила смешать пакеты так, чтобы половина голени, например, не оказалась в одном месте со стопой. Кунико попыталась протестовать, но Масако настояла на своем и пообещала помочь разобраться в мешках. От другого предложения, сделанного уже Йоси — завернуть каждую часть тела в газету, — отказались, решив, что по газете полиция может вычислить район города. Оставалось решить последнюю проблему: как избавиться от мешков.
— Ты на велосипеде, так что возьмешь пять, — сказала Масако Йоси. — Кунико, захватишь пятнадцать. Я позабочусь об остальных, включая голову. Не забудьте надеть перчатки, чтобы не оставить отпечатки.
— Что ты собираешься делать с головой? — спросила Йоси, с опаской поглядывая на самый большой мешок, стоящий чуть в стороне от остальных.
— С головой? — подражая почтительному тону подруги, насмешливо переспросила Масако. — Закопаю где-нибудь подальше. Если ее найдут, нас ждут большие неприятности.
— Главное, чтобы не нашли скоро, а потом это будет уже не важно, — заметила Йоси.
— Личность могут установить и по зубам, — с видом знатока вставила Кунико. — Так делают при автокатастрофах.
— Обязательно увезите мешки подальше отсюда и ни в коем случае не оставляйте их в одном месте. И конечно, вас никто не должен видеть, — проинструктировала подруг Масако.
— Тогда лучше всего сделать это вечером, по пути на фабрику, — сказала Йоси.
— Если будут валяться где-то целую ночь, — возразила Кунико, — то привлекут всех ворон и кошек. Может, стоит подождать до утра?
— Это не так важно. Главное — найти такое место, где их не обнаружат преждевременно, и не оставить следов, по которым полиция смогла бы выйти на нас, — повторила Масако.
— И еще одно, пока мы не ушли. — Кунико смущенно опустила голову. — Ты не могла бы дать нам сегодня немного денег? Мне надо всего-то пятьдесят тысяч. Или даже сорок пять. Ну, чтобы сделать взнос. А потом… если бы ты одолжила еще чуть-чуть… продержаться ближайшие дни…
— Хорошо, — сказала Масако, — я вычту их из твоей доли.
— А какая моя доля? — спросила Кунико.
Глаза еще не высохли от слез, но в них уже появился жадный блеск. Взглянув на нее, Йоси машинально опустила руку к карману, где лежали деньги, взятые из бумажника Кэндзи.
— Давай прикинем, — сказала Масако. — Ты помогала с мешками, но грязную работу сделали без тебя, так что, думаю, ста тысяч йен будет достаточно. А Шкипер получит четыреста тысяч. Конечно, в том случае, если Яои найдет такие деньги.
Йоси и Кунико обменялись разочарованными взглядами, но промолчали — первая, вероятно, втайне была довольна, что ей посулили большую долю, вторая про себя радовалась тому, что избежала самой неприятной части работы. А может быть, они не осмелились возражать, поскольку просто немного побаивались Масако.
— Ну, я пойду, — сказала Йоси и, не оглядываясь и не прощаясь, направилась к выходу.
— Мне ждать тебя вечером на стоянке? — спросила Кунико, с отвращением и любопытством наблюдая за тем, как Масако складывает пакеты в один большой мешок.
— Что? О… Нет, не надо.
— Прошлой ночью с тобой что-то случилось? — не унималась Кунико. — Ты почти опоздала.
— Нет, ничего не случилось.
— Правда?
_________
Когда они наконец ушли, Масако перенесла оставшиеся мешки вместе с одеждой и прочими вещами Кэндзи в багажник машины. Она уже решила, что присмотрит подходящее место по дороге на работу и выбросит груз либо сегодня, либо на следующее утро, возвращаясь домой. Потом взяла жесткую щетку и принялась скоблить кафельный пол в ванной. Но даже после такой тщательной уборки ее не покинуло чувство, что между плитками все же осталась кровь. И хотя Масако открыла окна и включила вентилятор, в воздухе ощущался слабый приторно-тошнотворный гнилостный запах.
Нет, сказала себе Масако, никакого запаха нет, это только игра воображения, признак слабости. Йоси ведь тоже, вымыв руки с мылом, убедила себя в том, что они все равно пахнут кровью, и еще долго держала в крезоле, пока с пальцев не стала слезать кожа. А Кунико хватило одного взгляда на содержимое мешков, чтобы умчаться в туалет, где ее едва не вывернуло наизнанку. Смешно, но, забирая с собой пакеты с кусками тела, она поклялась, что никогда больше не станет есть мясо. Сама Масако справилась с ситуацией в целом неплохо, а пол оттирала до блеска только потому, что беспокоилась из-за полиции, из-за того, что в случае обыска между плитками обнаружатся следы крови. Она давно взяла за правило подходить ко всему с позиций рационализма, и признание подверженности тем же, что и у подруг, слабостям и маниям, нанесло бы по ее представлению о себе болезненный удар.